29 Апр 2012

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ПОХОЖДЕНИЯ ЧЕРЕПАХИ

 

Новорожденные черепашки несут на брюхе желточный мешок и нередко проводят до полугода в спячке, выходя на поверхность лишь на следующую весну после рождения.

Рост черепах происходит в течение всей жизни, лишь постепенно замедляясь. Долголетие черепах значительно — многие виды доживают до ста и более лет.

Панцирь, служащий средством пассивной защиты, позволяет безошибочно отличать черепах от других животных.

Форма панциря связана с образом жизни черепах: у наземных видов он высокий, куполообразный, часто бугорчатый, у пресноводных — низкий, уплощенный и гладкий, у морских имеет обтекаемую каплевидную форму.

Ж‑тр-бр… Бла-бла. Пум-пум-пум…

В эфире телеканал «Вчерашний». Передаем обращение к зрителю:

Дорогая Соня, «ГольяновоНеПикчерс» совершенно не представляет, во что выльется наша передача. Устраивайся поудобнее у экрана, сейчас мы покажем тебе твое прошлое, нереализованные отношения, реализованные фантазии, мечты, если таковые найдутся, воспоминания – короче все, что тащится за тобой из дней вчерашних, позавчерашних и из более глубокого прошлого. За степень достоверности и художественный вымысел телеканал «Вчерашний» ответственности не несет… Не несет… Не несет…

Главная Вредакция желает вам успешного погружения в прошлое. Вы можете говорить и показывать все, что приволоклось с вами из дней минувших давно и не очень.

Итак, Соня, представься, пожалуйста. И начинай. Телеканал «Вчерашний» оставляет за собой право на рекламу и некоторые вопросы… Взамен этого Соне предоставляется право на три подсказки наших сопровождающих…

 

Ага, это – я… Черепаха… Такая вот – крепкая, медлительная… Не в моих привычках из-за угла выскакивать, маневры хитрые вытворять. Я появляюсь. И уж если это происходит, то нет никакой возможности меня быстро куда-то деть. Фигушки… Можно заметить не сразу… Я же обхожусь без рычания, жужжания, шипения, без всякой звуковой суеты. Оттого и тишину люблю… Уважительно обожаю просто. Можно пытаться столкнуть меня с пути, но я спрячусь в панцирь, а потом вернусь на свою дорогу. Можете попробовать раздавить… Ага! Скользко? Больно? Так и вам и надо! Смотрите под ноги! Берегите черепах!

Могу и плавать, могу и в засуху, в гору тоже могу. Мне же торопиться куда? Правильно. Так вот и двигаюсь неспешно, несу себя и свой панцирь. Желаете рассмотреть? И капусты дадите? Ладно, извольте… Кто чего понял – тот и молодец!

Да, у меня под панцирем еще небольшое собрание сочинений имеется. Каждое к своему квадратику относится. Для меня это все единое целое. Поэтому все вместе и таскаю. Такая я, наблюдательная попалась. Скучно же только про себя знать, надо про жизнь, про любовь, про других людей… Теперь понятно, почему я такая медлительная?

А теперь честно и без пафоса. Ну, никак не могла я себя никаким животным вообразить. И вдруг вспомнила, что мой любимый персонаж в диснеевской Белоснежке – это нелепая и смешная черепаха. Она очень упертая (вспомните, как она зубами по ступенькам карабкалась, кстати, совершенно напрасно) и жизнерадостная (у нее на брюхе белье стирают, а она счастлива)… Что-то в ней очень родное – несвоевременное и бестолковое. И со стороны забавно выглядит. Вот поэтому я и попробую представить себя черепахой.

Итак, мы смотрим авторское кино (бессвязное, бессюжетное, непонятное, сумбурное, короче – очень творческое)… Уважаемые, устраивайтесь поудобнее: перед вами «Похождения черепахи Сони».

 

Бла-бла. Пум-пум-пум…

Внимание! Телеканал «Вчерашний» предлагает корм «Радость бесхозных черепах». Мы понятия не имеем, чем он лучше других, просто это единственное, что завалялось в нашей вредакции…

Соня, у вас сразу вопрос? Ну-у‑у… Обычно начинают с самого страшного или с самого веселого…

 

Тогда повеселимся!

В период страшных долгов, болезни и голода послекризисного периода 1998 года случилась такая история.

Два дня я лежала и смотрела то в газеты, то в потолок. Потеря работы совпала с очередным застоем в личной жизни, кризисом в стране. В целости остались только оптимизм и чувство юмора.

Неожиданно наткнулась на объявление: “творческая работа на пять дней. Оплата высокая.” Европейская внешность и знание английского тоже требовались.

Звонить я не стала. Встала, взяла белый лист и написала: “Согласна. Красивая русская внешность требует дополнительной оплаты”. Указала домашний телефон и с ближайшей почты отправила факс.

Звонок раздался примерно через час и приятный мужской голос, назвавшийся Чижовым Иваном Ивановичем очень приглашал меня на собеседование именно сегодня. Я покапризничала и согласилась.

Без труда найдя офис, я застала там привычную для кризиса пустоту и лишь из нужной мне двери, раздавались громкие мужские голоса и смех. Смех — это уже хорошо. Я толкнула дверь и с порога надменно бросила:

— Вечер добрый. Ну?

Несколько секунд меня разглядывали двое мужчин лет примерно тридцати пяти чем-то неуловимо похожие. Наконец один из них торжествующе улыбнулся, а другой вздохнул. Сцена закончилась рукопожатием.

—Сначала познакомимся,—сказал тот, что улыбался.

—Это я вам звонил. Чижов Иван Иванович. Вот мой паспорт.

Я кивнула. В сторону паспорта даже не взглянула.

—А я вам не звонил,— буркнул второй.—Пыжов Петр Петрович. Мой паспорт вас тоже не интересует?

Я представилась. Паспорт доставать не стала.

—Для начала объясните мне немую сцену,—безапелляционно потребовала я, снимая плащ и направляясь к удобному креслу.

—Вы принесли мне приятную сумму,—сказал Чижов.—Прочитав ваш факс, мы поспорили. Я поверил, что вы обладаете красивой русской внешностью, а вот Петр Петрович решил, что это старорежимная директорша школы. Тем более, что факс не по форме и от руки.

—Какова же сумма?—я продолжала чувствовать себя хозяйкой положения. Мне становилось весело.

—Да сущие пустяки,—снова буркнул Пыжов,—так мелочь — пять штук.

—Отлично!—Я даже подпрыгнула на кресле и нагло потянулась к пачке сигарет. —Для начала мне —10%, иначе и никакого творчества и никакой работы.

Пауза, смех, комментарии, согласие.

— Итак, — приятная неожиданность придала мне смелости, —что же именно я должна для вас натворить?

— Нас радует ваш боевой настрой, но натворить мы могли бы и сами. В том-то и дело, что ваша задача — творчески, хорошо бы не повторяясь, объяснять по телефону причину, по которой ни один из нас в данный момент не может подойти к телефону.

— Ограничения фантазии есть?

— Абсолютно никаких, — заверил меня Чижов.

Но Пыжов, продолжая пребывать в мрачном настроении, добавил:

— Не делать провокационных заявлений. А то нарвемся. Лично вам-то ничего не угрожает, вы будете под охраной…Чуть не забыли,—спохватился он. — Вам придется здесь как бы пожить. Диван, телевизор, наша маленькая видеотека и полный холодильник к вашим услугам.

Итак, мне предстояло провести 5 суток в этом офисе, отвечать на телефонные звонки любую чушь и принимать факсы. Господа решили таким способом протянуть еще одну кризисную неделю, поскольку “мудрые решения поспешно не принимаются”. Приятно работать с неординарными людьми, тем более за приличную сумму.

В понедельник я водворилась на добровольное заточение, и началось. Первый звонивший страшно обрадовался, что “хоть ребята работают”. Я тоже порадовалась. Попросил Чижова или Пыжова. Я честно сказала, что у меня тут в песочнице много ребят работает, но кто из них кто я еще не знаю, пойду спрошу. Трубку бросили. Следующий разгневанный голос сначала выругался, потом потребовал Чижова. Я тоже выругалась, согласилась, что он — гад, и так ему и надо — пусть подметает двор. Какой? Обыкновенный. Почему? Наказан. Чего не понял? Чижов расточил собственность фирмы: пролил чашку кофе на костюм. А почем нынче чашка кофе понял? Не понял, но трубку бросил. Последовал недолгий перерыв и робкий голос спросил нельзя ли поговорить с Чижовым или Пыжовым. Я тоже робко ответила, что нельзя: они пишут личный комплексный план по выходу из кризиса. Да-да, все правильно, один на двоих. Через минуту уже другой разъяренный голос потребовал соединить немедленно. Я тоже разъяренно заорала, что они оба катаются по офису на роликовых коньках и проезжают мимо телефона. Все время промахиваются. Вот, опять уронили.

Проще всего было с назойливыми женскими голосами (чего так боялись мои работодатели). Обладательниц металлических или истерических голосов ждала одна и та же участь: на просьбу «немедленно соединить» я включала кассету с астрологической музыкой, затем магическим голосом запрашивала готовность приборов и сообщала, что включаю астральную связь. Ни одна не пожелала перезвонить мне и доложить о результатах.

На третий день прорвался западный партнер, сперва радовался, но после сообщения, что Чижов и Пыжов неделю находятся на экстренном правительственном совещании, помрачнел и попрощался. На следующий день перезвонил и забеспокоился о сейфе, который надо первым спасать во время пожара. Я успокоила партнера: сейф выбросили прямо перед пожаром, для этого специально наняли бригаду грузчиков, все с высшим образованием и опытом работы от трех лет.

Последний звонок был в пятницу утром с угрозой, что все понесут наказание. Я шепотом ответила, что уже несут: Чижов стоит в углу на коленях на горохе, а Пыжов читает ему вслух “Тысячу и одну ночь”. Да-да. Без отдыха и сна. Как кто наказал? Правительство. Кто именно? В полном составе.

Осталось последнее: сортировка факсов. Отдельно — с ругательствами и угрозами, отдельно с предложениями: оплатить лечение в психушке, открыть комедийный бизнес-театр, иметь совесть и сдаться соответствующим органам. Особенное удовольствие мне и подошедшим к этому моменту Чижову с Пыжовым доставили факсы с просьбой назначить встречу для погашения взаимных долгов, или просто готовность за что-то заплатить.

Оба выглядели устало, у меня тоже чувство юмора и фантазии были на исходе. Мне быстро вручили обещанное вознаграждение, и я распрощалась. Странно, но мне стало грустно и не хотелось с ними расставаться. Мысленно я отругала себя за совершенно неуместный приступ сентиментальности.

В выходные я откровенно промаялась, изредка позванивали приятели и предлагали мне временные варианты работы. Один скучнее другого. В воскресенье я напилась снотворного и наконец-то уснула мертвым сном.

Разбудил меня телефонный звонок. Схватившись одновременно за трубку и циферблат будильника, я обнаружила, что время всего шесть утра. Неслыханная наглость.

— Доброе утро, — вкрадчиво пропел мужской голос, показавшийся знакомым. — Могу я поговорить с Чижовым или Пыжовым?

Некоторое время я приходила в себя и молчала.

— Я засек время, — предостерегающе произнес голос.

— Они заняты — жарят наперегонки мне яичницу, — пробурчала я. —Ладно. 1: 0 в вашу пользу. Застали врасплох.

В трубке раздался довольный смех.

— Это Пыжов, Петр Петрович, как вы помните, я вам еще ни разу не звонил…

— Да-да, — перебила я, усаживаясь поудобнее и закуривая, — и поужинать еще ни разу не приглашали.

Теперь пауза повесилась на стороне Пыжова. Я ехидно торжествовала.

— Хорошо, — после некоторого раздумья нашелся Пыжов. — Придется мне привыкать к новой статье расходов. 1:1. Но у нас еще будет возможность побороться, если вы не откажете в одолжении мне и Чижову поработать нашим помощником. Только уже без аварийного творчества. Вы согласны?

— А нельзя было спросить об этом хотя бы в восемь утра? — напустила я на себя рассерженность.

— Никак нет. Вам же так долго надо собираться. “Красивая русская внешность требует дополнительной оплаты”. — Пыжов довольно хихикнул. — Ведь это занимает у вас некоторое время?

Вот так, еще и укололи собственной шпилькой. Чего только не бывает.

— Так вы согласны?

— А ужин?

— Для начала к десяти приглашаю вас на завтрак. Я обожаю жарить яичницу.

Завтракать меня еще никто не приглашал. Главное, что юмор – понятие круглосуточное, и дефолту не подлежит.

 

Внимание! Реклама на телеканале «Вчерашний». Приобретайте наши приборы астральной связи «Всю жизнь без ответа»… У вас куча времени для звонков и смс-сообщений. Их все равно никто не получит и никто никогда вам не ответит…

 

Неделю я колебалась: послать ли эту историю на конкурс короткого юмористического рассказа, или нет. Казалось мне все это старомодным и малосмешным. И я сама себе совершенно несолидной. Но купило: не бойся быть смешным. Действительно, чего бояться? И вот “Веселая неделя” отправлена, получение подтверждено. Ждем выставку и итоги.

Приболела, последние дни книжной выставки, где должны были сообщить результаты, пропустила. Вышла в конце сентября на работу, прочитала сообщение: поздравляем Вас с победой, Ваша «Веселая неделя» единогласно признана лучшей. Вот как!! Контактный телефон сообщаю и лихорадочно ищу листовку с условиями конкурса. Что там за первое место, кажется, путешествие??

Отвечаю на запрос, что загранпаспорт у меня имеется, дочь туда вписана и с ней я и предполагаю поехать. Ха-ха, я еще даже и не предполагаю, и не верю… Но все равно, как хорошо, что когда я собиралась менять работу и интенсивно изучала рынок труда, меня все больше привлекали вакансии со знанием английского языка и наличием загранпаспорта. Пришлось сделать. Правда, сейчас на работе он мне совершенно не нужен, но пригодился для другого. К удаче нужно быть готовым.

Прихожу домой, показываю распечатку сообщения и сам рассказ. Все читают и смеются, спрашивают: сколько выиграла денег? Отвечаю, что мне интереснее: сколько дней и где!!! Ведь жизнь богаче денег!

Знакомлюсь с сайтом тур-оператора. Египет, Канары, Турция, Испания. Я хочу на Канары, Настя хочет в Испанию, а тур-оператор предполагает отправить нас в самое горное и хвойное место Турции — Кемер. Отель 4 звезды, все включено. Время как мы и просили — осенние каникулы. Вот уже забрезжила дата: 29 октября мы покидаем столицу, а 5 ноября возвращаемся домой. Специалисты по отдыху в Турции сетуют: вряд ли тебе повезет с погодой — поздновато! Ну и ладно — не было бы дождя стеной, а остальная природа и море будут нам в радость в любую погоду.

Терзаюсь сомнениями — так не бывает, что за веселую историю можно в Турцию поехать. Где же подвох? Когда меня кинут? Решаю никому не говорить — только самым близким. Вот вернусь, тогда и расскажу. Ну и досталось им, близким от меня: и в отель меня не поселят, стану я бомжом в чужой стране, и даже если все будет хорошо, то заграницей я никогда не была и вести себя не умею, и буду делать все неправильно и выселят меня. Собираться начала только накануне вылета, когда на руках уже были билеты и путевки, и утешала собранная информация: у нашего тур-оператора в Турции очень хорошие отели и испытания странной кухней и жутким сервисом нам не грозят.

Настало утро отъезда. Выезжаем с большим запасом. На кольце ломается машина. Вот оно!!! Вот!!! И никто не виноват! Главное — не сдаваться! Ловим машину до Речного Вокзала, оттуда на маршрутке в Шереметево‑2 и прибываем за 20 минут до начала регистрации. Старательно смотрим по сторонам и ведем себя также, как другие — будто сто раз уже летали, а не впервые. Вот позади регистрация, паспортный контроль, размещение в салоне. Настя возле окошка, повизгивая смотрит, как самолет отрывается от земли, набирает высоту и сквозь облака держит путь — невозможно себе представить — в Анталию, где температура воздуха 26 градусов. Периодически дергаю Настю, мешаю ей читать очередной детектив и прошу ущипнуть меня — дескать, не сплю!!!

Тем временем в салоне начинаются тусовки. Пожилых лет дама, тучных объемов, обтянутых джинсами, проявляет повышенную социальную агрессивность. Она изрядно разгорячена большим количеством джина и опрашивает народ с детьми, кто куда летит. В результате опроса взрослые присоединяются к мадам и бутылке с джином, а дети начинают бегать по салону и кучковаться в хвостовом отделении. Когда массовик-затейник приближается к нам, мы немедленно делаем вид, что крепко спим. Упаси, Боже, наш отель от этого чуда с большой душой и еще большей бутылкой.

После выгрузки из самолета, мы, безбагажные, первыми оказываемся в автобусе и из-за стекла наблюдаем, как народ распределяется по желтеньким автобусам. Наше чудо завалилось возле регистрации посадки, и два мальчика с трудом доволокли ее до соседнего автобуса! Ура!!! Я согласна отдыхать без соотечественников в отеле. Как-нибудь освоимся. Девушка гид с искренним изумлением смотрит на наши маленькие рюкзаки и спрашивает, на сколько дней мы приехали.

За окном сначала город, потом горы, потом море — полный штиль, заходящее солнце. Цветы цветут, апельсины висят на деревьях и гранаты. И мы приближаемся к отелю.. Вот нас выгружают, встречают на ресепшн, записывают, вешают на руку голубой клеенчатый браслет “ Kemer­Dreem” и провожают в номер. Глубинный выдох на балконе — все треволнения позади, отдых начался. Осталось позвонить домой и сообщить, что самолет долетел, нас встретили, поселили, отель шикарный, еда вкусная и обильная и это мы! Мы сидим на балконе и качаем то левой, то правой ногой!!!

Вечером дозвониться из номера домой не удалось. Утром — встреча с гидом и еще с одной нашей спутницей. Вчера, уставшие после дороги, мы не познакомились.

Солнце грело спину весь завтрак, который мы провели прямо под апельсиновым деревом, что росло рядом с входом в ресторан. Большой бассейн с морской водой, горы… Где же море?

В 10.00 по местному времени мы стоим на ресепшн. Гида нет, но знакомимся с Галиной и выясняем, что, во-первых, она здесь уже отдыхала и все знает, а во-вторых, надо на все плюнуть и бежать на пляж, пока дивная погода. Где пляж, телефон, центр, Кемерский Арбат и все остальные детали известно Галине. Мы быстро звоним домой, получаем пляжные полотенца и отправляемся на пляж.

30 октября, а мы в топиках и шортах, разглядывая пальмы и цветущие розовые кусты, мимо парка с фонтаном, где плавают разные рыбы, топаем к морю. Говорят, еще можно купаться. На нашем пути — загончик с утками и лебедями, белыми и черными. Иногда с ними тусуются павлины. Однажды возле нас один из них как мог взлетел, и также как мог издал звук. Хорошо, что мы об их способностях знаем из мультфильма.

Каждый день — хвала судьбе за кусочек летней сказки. Море — 24 градуса, воздух — 29, солнце, легкий ветерок, народу — никого!!! В городе людей тоже мало. Отель заполнен, в основном немцы, мирно пьющие пиво целый день возле бассейна. Если вдруг немец оказался в воде — он либо упал, либо поспорил.

Плаваем, загораем, много едим, спим, ходим в сауну и турецкую баню. В четыре часа солнце покидает нас, быстро скатываясь за горы. Наступает темнота и прохлада, надеваем свитера и после ужина идем гулять по лавочкам в центр города.

Шесть дней прошли быстро, куплены полотенца и “турецкий глаз” в подарки на разных носителях, брошены копейки в сильно соленое Средиземное море, забыта чурчкела в холодильнике в номере отеля, борт вернул нас в Шереметево‑2.

Да, чудеса случаются, хорошие люди встречаются. Чтобы повезло, надо что-то делать.

 

Внимание! Реклама на телеканале «Вчерашний». Приобретайте наш коньяк «Дорожный» без всякой выдержки. Его хроническая нехватка сделает ваше путешествие совершенно невыносимым.

 

Что за кино без любви? Даже черепашьей… Даже странной, страшной и необъяснимой. От смешного до… В общем, где-то и до великого… Для меня, во всяком случае… Хотя, я испугалась… Остатки этого страха, а может быть и вся его концентрация мешает мне сегодня… А растет из вчера… Так что теперь будет грустно и сыро, как в сером холодном тумане с неясными очертаниями событий и фантазий…

Да, должна сразу признаться, что в прошлом космическом проявлении любви я была зайцем… С разноцветными ушами. Во-он там, в уголке панциря уши нарисованы, видите? Так, кое-что осталось… Забавный образ зайца, который решил стать дерзким…

 

Вместо зайца на экране беснуются разные тени…

Когда все это началось? Когда я впервые увидела его? Мне кажется, что когда первый раз поднималась по лестнице того двухэтажного домика на улице Гиляровского.

— Здравствуйте!

— Здравствуйте!?

— Вы к кому?

— К вам… — ответила я растерянно и пошла искать отдел кадров. А он… Он как всегда спешил. К людям. Его всегда ждут люди. Так он потом говорил.

Я оказалась инженером-технологом хорошей фирмы под крышей совместного (тогда еще советско-австрийского) предприятия. Во главе всего этого предприятия стоял некий Яков Григорьевич. Об этом я знала. Но кто это конкретно — нет. Нас никто не знакомил. Теперь я понимаю, как это важно — знакомство. И как важен переход с “вы” на “ты”. “Вы” — это ты и твои тень, все, что есть вокруг тебя, а “ты” — это только ты, живое, единственное, неповторимое. У него была тень, и я ей понравилась. Я ей что-то напоминала. Мое имя, моя внешность. Так я потом решила.

Я часто перебрасывалась с ним парой фраз, когда курила на лестнице. Даже сейчас я закрываю глаза и вижу его — полмира в веселых глазах. Я думала — классный мужик — шофер, наверное. Почему-то я решила, что он шофер. Даже отмечала, если несколько дней его не видела: где мой шофер? Смотрю — идет. Все нормально. С тех пор я как видела его, улыбалась или смеялась. А он: Что ты улыбаешься, что ты смеешься? А я только плечами пожимаю. Потом буркну: Плакать что ли? В ответ: Нет, не надо.

Перед моей свадьбой у меня пропала улыбка. Отказывалась появляться на лице. Мимо него пыталась проскочить, не здороваясь. Будто виновата была, хотя у него же было обручальное кольцо на руке…

— Ты чего сегодня не веселая?

Не делай этого, не выходи замуж. По спине пробежал холодок.

На восьмое марта открывали буфет. Кто-то что-то резал, накрывал, мы пришли, когда все уже было готово, расселись. Нашла глазами своего шофера. Внутри тепло-тепло. Народ: первый тост, Яков Григорьевич… И тут поднимается мой шофер. Вот так номер. Но было что-то еще в этом жуткое… Вокруг него что-то происходило… Я не помню ни слова из того, что он сказал. Но помню, что была прикована к его руке, державшей рюмку. Что там было? Что так напугало меня? Меня одолевало сильное желание вскочить и выбить рюмку. Не пей!!! Но я этого не сделала. Как же? Что подумают люди вокруг? Он выпил. По мне внутри будто прокатился кусок льда. Мне стало холодно и страшно. Я помню, сколько шагов он сделал до двери. И с каждым шагом — все… все… все… Что все? В тот день мой муж первый раз потерял обручальное кольцо. Сильно он не расстроился. Сказал: оно мне было велико… Что верно, то верно.

Однажды про мои линии на руке сказали: Ты поздно пробудилась к жизни, и еще не до конца. Ты изменишь свою жизнь только тогда, когда поймешь и оценишь отношение к тебе родителей.

Тетя типа экстрасенс, помедитировав над схемой смертей и браков моей родословной (которая к стыду моему великому до сих пор известна мне плохо), сказала: потенциал твой огромен, но поверни его к себе, направь на себя, возьми свою жизнь в свои руки. Твой выбор еще впереди, тогда ты проживешь свою жизнь, а не повторишь пути шедших до тебя.

Перед Пасхой наш веник в доме будто кто-то обгрыз…

А потом мне снился сон. Один и тот же… Поздно ночью, когда все спали, на моей ладони горел листок с Настиным рисунком. Она нарисовала девочку с лицом смерти. Я так увидела и сожгла. Бумага горела на правой руке, левой рукой я курила, стояла на кухне возле раковины. Мне должно быть горячо — я перевернула ладонь, и обугливающийся листок упал в раковину. Я с удивлением смотрела на руку и чувствовала тепло и легкость. Это была моя правая рука!!! Я сжала ее в кулак — ну теперь я вам покажу!!! И кто-то мой кулак увидел! Я во сне это чувствовала. Чувствовала, что сейчас меня видят! Сколько их? Зачем им нужна моя энергия? Во что они превратили меня? Болезни, страхи…

Сначала болит душа, а потом уже физическое тело. И как важно, чтобы никто не думал: если бы не было детей… Да, для детей стоит жить — своей полноценной жизнью, тогда и их будущее, которое зависело от тебя, будет потенциально богато.

Радость страдания. Радость… Радость ли?..

Я погрузилась в непонятое состояние. Казалось, даже воздух стал другой, цвета мерцающие, слова пугающие. Пришла Настя с листом бумаги. Я рявкнула на нее. Греха таить не буду: была мысль: если бы не ты, я начала бы все сначала. Она заплакала, я побежала за ней. Она пришла снова и сказала: я буду тебя лечить. Настя в том сне была совсем взрослая. То есть маленькая, но со взрослым лицом…

Погружаясь все глубже в это странное состояние той ночью, я дошла почти до отключки и:… если я не могу реализовать себя, господи, раздай все хорошее, что было во мне людям и… но я хочу жить, так, как я хочу… Я понимала, что не шучу, что могу не вернуться. Я провалилась куда-то. И потом больно-больно стукнуло сердце. Я еще не успела осознать, что я жива, первая мысль была: чье сердце так больно ударило во мне? В следующие секунды я буквально почувствовала, как мне развязывают ноги. Я стала двигать ими и будто первый раз ощутила, что они у меня есть. Настя проснулась и заплакала: мне с тобой нехорошо, отпусти меня к бабушке. Я взяла ее на руки и отнесла к маме. В том сне Настя была странно легкая…

Никто не проснулся. Было раннее утро. Я вернулась в комнату, включила свет, нашла лист бумаги и писала бледным зеленым фломастером: я хочу жить. Мне будто велел кто-то: вон отсюда! И я уехала. На тренинг по поводу творческого роста личности. В том сне вокруг меня все время были незнакомые люди с серьезными лицами.

Первый день тренинга я почти не помню. Я все варилась в этих эмоциях, но меня дергали. Заставляли участвовать в жизни, действиях, называть. А я в уме все строила цепочки. Тревога—действие—радость разрешения тревоги. А тревога — бездействие, сомнения — смятение — страх— дальше ужас, тени и нежизнь. Цель одна — лечение от страха. Тени отпускать. Искусство прощения. Иерархия желаний. Разница между: что я хочу, и что я делаю. Глубокие искренние желания человека, как правило, чисты, и их не стыдно произнести, написать, просить у Бога. В общем-то, все они по-разному отражены в молитвах. Но осознание веры начинается с простого. С молитв о здравии и упокоении Это самый трудный первый шаг от тревоги и беспокойства к радости. Радость — мое самое любимое земное слово. Иди, радость моя, ты ничего не боишься, сказал мне Яков Григорьевич незадолго до этого странного сна, и за это я потом и держалась. И удержалась. Но он же сказал (правда раньше): жизнью движет страх. И я готова была поверить. Но очень боялась… Почему-то во сне я все время ходила по снегу. Босиком… И следы были странные: три круга. Один внутри другого… Потом было странно чувствовать, что именно во сне приходят желания… И первое из них — жить в согласии с собой. А себя надо было вытаскивать буквально из вечной мерзлоты.

В том сне меня не пускали домой. Я поехала к подруге, решила прислушаться к тому, что происходит вокруг меня.

Снова ноги. Жарко. Босые ноги на полу (январь). У меня есть ноги. Мои. Какое удовольствие шевелить пальцами.

Папа подруги — Иван Иванович. Так звали моего покойного деда. Папиного отца. Известного мне родоначальника нашей упрямой породы. Я сказала себе: я буду тебя слушаться, я буду делать, что ты скажешь. Он сказал: ты будешь есть борщ. Борщ, кровь. Четко помню вкус крови во рту. Борщ. Дед — чистокровный кубанский казак. Сталинист. Работал в КГБ.

Я ела. Отодвинула тарелку: мне плохо. Иван Иванович прыгал вокруг меня как мать родная. Тебе надо выпить много воды, чтобы очиститься. Я пила воду и меня очень сильно рвало. И было очень жарко. Я почти задыхалась, но пила. Несколько раз пыталась оттолкнуть руку со стаканом и поднять голову. Все!!! Нет, не все, говорил Иван Иванович и держал полный стакан. И я снова пила. Дышать стало легче. Потом ночью я еще раз встала. Сама налила себе воды и обещала: я брошу курить. Женщина не курит. Меня вырвало будто черной смолой. Стало легче дышать. И захотелось спать. Сон в тот период был для меня как знамением. Что-то сделано правильно. Можно отдыхать.

На следующий день я снова поехала на тренинг. Я не курила. Пила только холодную воду из-под крана и ела черный хлеб. Мне казалось, что я слушаю, что происходит в другом мире. Душа деда (упокой ее, Господи) болела за детей, болела за жену, но уже ничего не могла изменить. Или им давался какой-то шанс безумно дорогой ценой. За дедом ушел отец, и оба дорого заплатили, оставив за собой редкую возможность подавать сигналы и видеть каждый шаг пути. Если выдержит, не раздвоится, не повторит ошибок, оказавшись в такой же ситуации: им — покой, нам — жизнь. Если нет…

Я вела себя вызывающе независимо. Встала и сказала: я пойду. Руководительница (толстая, а больших вязаных синих тапочках) обиделась: иди, ты ничего не хочешь изменить. Я промолчала, но про себя буркнула: тебе меня не понять. Как действительно не понять никому, что происходит в чужой душе. Я оделась и вышла на улицу. Шел крупный снег. Я побрела куда глаза глядят. Я шла и плакала. Мимо меня ездили разные большие черные машины. Я показывала им язык. Шла и плакала: господи, прости нас всех и обещала папе: я не буду жить двойной жизнью, я буду сама собой, я буду честной. Трусость — основа многих болезней и бед. Выбор стоит дорого, но есть за что платить. Ноги привели меня на Чистопрудный, к дому, где жил папа. Я плакала и просила всем: кому покоя, кому решения всех проблем. Потом перестала плакать и, как в тумане, пошла дальше. Опомнилась я до конца в том же месте, откуда вышла. Я уж не помню точно, как называлась контора, где проходил тренинг, но одну из вывесок помню “новое время”. Для меня действительно время разделилось на “до” и “после”. Я вернулась успокоенная и взвинченная одновременно. Так хорошо помню, как сознавала это во сне.

Что-то одно меня отпускало, и тут же закручивало другое.

Во сне мне показывали странные кадры.

Белая шуба… режет глаза свет…

Одержимая тревогой и болью, терзаемая предчувствием, полная решимости настолько, что обуревавший ее порыв сделал ее почти невесомой… босые ноги почти скользят по едва подмерзшей листве. Она так вопиюще красива и так беспомощна… Я всеми своими спящими клеточками чувствовала эту беспомощность. И болела за нее во сне, за каждый ее шаг…

Отчаянный взвизг колес… Она смело шагала под колеса большой черной машины.

Что ты делаешь со мной… меня ждут люди… – во сне я точно знала его голос…

Тишина последних вздохов осени стала еще глуше… Ветер затаился, воздух замер…

Спустя некоторое время она бесшумно выскользнула из машины, не хлопнув дверью и даже не прикрыв ее за собой, двинулась вперед, не запахнув на себе белую шубу… ветер взвился, и запоздало свежий бордовый лист клена прилип к ее спине.

Он не доехал к людям, которые его ждали… у нее родился мальчик…

На заброшенной могиле стояла молодая женщина в белой шубе с засохшими кленовыми листьями в руках. Ветер упрямо нес снег, налетал на листья, они хрустели и ломались. Но один лист вырвался, подергался в воздухе и припал к могиле. Вслед за ним упала шуба.

Гулко поплыл колокольный удар, заорали вороны. В стоящей на могиле женщине я с трудом узнавала себя… И начинала все чувствовать сама, будто в моем сне чужих уже и не было…

Ветер опомнился, зашлепал порывами и поднявшейся метелью по моему телу. Мне страшно. Грустно. Я устала. Я ухожу.

 

В эфире будильник телеканал «Вчерашний». Соня, немедленно проснись…

 

Яков Григорьевич был похож на папу. Во всяком случае, мне так казалось. И было что-то в глазах, когда он смотрел на меня. Я не успела влюбиться по нормальному, но успела испугаться. Хорошо помню, как спросила у Ростиславны: сколько Яшке лет? Она: сорок. Я про себя: мало, не успею. Ты мне нужен как воздух, как папа, он умер и ты умрешь. Я этого не переживу еще раз. Я не пойду в твою жизнь…

И не пошла, зато моя жизнь пошла через одно место. Нельзя впускать в себя столько страха.

Помощь приходит только запрашиваемая. И если бы я тогда или позже могла бы понять, чего мне от него нужно, я бы не истерзала себя так судорожными действиями, а до действий истеричными предчувствиями.

Ведь элементарно: хотелось позвонить, встретиться, поговорить. Особенно поговорить по душам. Но уродское воспитание: ах, как это будет выглядеть, ах, какой бы найти повод, ах, что обо мне подумают… Ведь окружающим просто больше нечего делать, как беспрестанно думать обо мне. А потом появилась эта тревога: а вдруг мы больше не встретимся, а вдруг с ним что-то случится. И все, его не будет и меня не будет. Откуда это все взялось? Сейчас я уже понимаю: от неразрешенной тревоги. Потом начались эти развивающиеся кошмары. Я видела его в машине с застывшим лицом, я вижу его и не знаю: жив он или нет. Потом машина едет на меня, давит, а лицо его также неподвижно. Потом машина давила цветы, Настю. Менялись времена года, что-то еще.

Возможно, что, открыв себя страху, я попала под влияние теней. Причем своих же. Хотя еще недавно я была убеждена в некоей мистической связности наших судеб. Наши деды были порождениями одной адской конторы. Яков Григорьевич рассказал мне о ярких личностях в своей семье. И об одном сказал: его вообще лучше не вспоминать. И глаза у него в эту минуту стали жуткие, ледяные, будто кто-то другой смотрел на меня его глазами.

Меня не хотели старшие поколения. Просто я это знаю. Папину маму забрали, когда она хотела ему отрезать, чтобы у него не было детей, чтобы род не продолжался.. А я родилась, и папа назвал меня в честь своей матери. В это время она еще была жива. В сумасшедшем доме. Писала оттуда письма слепым карандашом своим трем сыновьям. Но об этом я узнала значительно позже. А дед жил с другой женщиной, у них долго не было детей. И умерли они друг за другом, все в марте. Сначала дед, потом она, потом папа. С интервалом в год.

 

Все это из папочки под названием «Теневые отношения». Так должна была начаться моя книга. Но не началась. Как только все сны и мысли были записаны, мучительные видения оставили меня в покое… Мощный замысел стал казаться убогим, желание написать книгу про Якова Григорьевича совершенно пропало. Потому что я – пыжик, но я пробовала стать автором. Все люди делятся на авторов и пыжиков. Авторы работают и получают результат, а пыжики изводят себе и всех гениальными замыслами.

Были еще какие-то эпизоды, но так – разминка…

«На работе сижу, пишу. Даже днем сейчас пишу – такие чудеса. Вся суета ежедневная перестает быть важной. Днем пишу одно, ночью другое. Ночью я честнее, а вы? Я еще и родилась ночью. Причем легко, чем теоретически должна была заложена легкость преодоления жизненных трудностей, поэтому я такая живучая…

Сейчас у меня остался только один запрет – запрет на «Стоп». Этого «стоп» было слишком много. В основном от страха. Страха того, чего я не знаю. За это я и плачу (причем в обоих ударениях).

Представьте: я, без привычной бьющей ключом жизненной энергии, с блестящими глазами (говорят, они стали больше), сижу на своем рабочем месте и это вот все «стучу», потому что поток сознания льется из меня, нет, извергается буквально и лично мне сейчас дорога каждая капля. Каждые полчаса меня дергают, и я всем подряд улыбаюсь и говорю: завтра. А лучше – послезавтра!

Когда я курю, меня спрашивают: о чем ты думаешь?

Я смеюсь и загадочно пожимаю плечами, говорю шепотом: это неприлично…

Тогда меня спрашивают: а это тоже пройдет? (Намекают на притчу о царе Соломоне)…

Я становлюсь серьезнее: пройдет, но… НО… Придет другое…

Свято место… Дальше вы знаете… И так это невыносимо просто и фантастически сложно понимать, что придет другое и нет больше страха держаться за старое. Понять это – построить свой мир… Ничего смешного в голову не приходит, а я ведь так привыкла прятаться за смех… От страха, что надо мной будут смеяться. Поэтому я всегда делала это сама. Смеялась над собой и старательно смешила других. Получалось…

Здесь вас нет. Но вас очень много для меня в этом мире, и я оставляю частичку вас у себя внутри. Мне так надо… А вам я подарю зайца. С большими разноцветными ушами. Это – я сейчас. Это весело…

Меня назвали в честь папиной мамы. У нее была страшная судьба – она сошла с ума…

А только что меня обделили – в кофе налили только две ложки коньяка. Что за жизнь? Хотя, вряд ли мне сейчас холодно… И так давно не было тепло внутри. Вот отвлекаюсь: объясняю своему помощнику, как грамотно разводить спирт (я же дипломированный химик) и настаивать на лимонных корках. Все секреты ему раскрываю, он думал, думал и спрашивает: а можно цедру на терке потереть, чтобы мучительно не чистить лимон, пока остывает раствор. Злюсь: болван! Это же процесс!

Он ржет как конь педальный: без процесса нет оргазма!!!

Происходят странные вещи: одна за другой выходят из строя черные вещи. Оказывается их очень много. И они мне больше не идут. И зеленое мне все надоело. И серое тоже! Не могу писать черной ручкой, а раньше только черной и писала.

Начальник пришел: ты чего такая бледная?

Придется пошутить: поганкой бледной по совместительству работаю…

Смеется: это не про тебя. У тебя ядовитость ядреная!

Через час обед – а есть не хочу. Вообще не хочу. Ни днем, не ночью. Возьму и не пойду обедать! Нет, нельзя подвергать коллектив такому стрессу – работать перестанут.

И спать ложусь в три-четыре. И не потому, что вяло что-нибудь мою-стираю-готовлю, а потому что сижу и думаю. Лежа не думается, но и не спится. Это не смешно, но забавно. Главное – не знакомо.

А мой помощник сейчас дописывает управляющую программу. «Сажает» на кнопки всех сотрудников издательства. Одна кнопка такая ОБЩИЙ ОТДЕЛ (РУКОВОДСТВО И ДРУГИЕ НЕПРИКАЯННЫЕ СОТРУДНИКИ). Жаль, что нельзя так оставить – мне нравится.

Долго слушая вас, я поднялась еще над двумя пустыми словами. Я давно стараюсь избегать слов «всегда» или «никогда». Они – без значения. Но вы еще очень часто говорили «все» и «ничего». Такая же пустота. Это слова углупляют жизнь, а надо углублять. Слова, пахнущие жизнью, должны быть просты, конкретны.

Поэтому, когда вы спросили: что мне от вас нужно?

Слово «Все» удачно застряло в горле, наткнувшись на слово «Ничего». Это правильно.

В следующий раз я спрячу на груди диктофон, и у меня останется ваш голос. Я буду продолжать с вами конкретно разговаривать. У меня сейчас классное состояние – я смотрю про себя кино. Сюжет простой, значит – можно работать.

Опять начальник пришел и спрашивает: где у тебя дети динозавров и золотые рога?

Это книги так называются. Как тут сосредоточится на вечном? То есть просто на своей жизни?

Есть разные способы поговорить со своим прошлым. Понять, что именно зовет и просит отпустить… Каждый раз меня приковывают ваши глаза… Нигде больше я не видела столько тепла для себя. Как такое может быть? И трудно понять важно «как» или важно «что»? Мне легче приписывать вину себе. Пусть я придумала это тепло и свет в ваших глазах! Тогда надо придумать тоже самое в других глазах, но я не могу – ваши мешают!!! Интересно, в моих глазах кроме слепой влюбленности что-нибудь было? Рецепт мне подсказали простой: позвони, встречи попроси, поговори.

Ответ: Я БОЮСЬ!!!

Смешил всех, но у меня не было желания смеяться… Страх – это не смешно! Никак!

И я решилась, нарисовалась спустя два года… Смогла… А вы: зачем? Вам все понять, оценить и посчитать надо… Нарисовать квадратик и изо всех углов стрелочки… Только один дяденька уже нарисовал квадратик… Черный…Помните, для рекламной кампании я придумала вам разноцветный зонтик, грязные капли, проходя через него становились чистыми… Я запрещаю вам портить этот зонтик!

Лучше бы спросили: почему я тогда ушла… Когда за мной хлопнула дверь, у меня будто выбили из под ног землю. Меня отключили от источника питания. Вернее, я сделала это сама. Человек все делает сам… Мысли прослушиваются, страхи воплощаются… Еще известно, что чудеса случаются и исполняются желания… Это будет следующими страницами моей жизни… Да разве я сильно побеспокоила вашу жизнь нашей встречей и моими вопросами? Ведь если жизнь дает урок – его надо просто выучить. Теперь я вряд ли уйду от того, что мне нужно. А мне нужны были вы.

Не переживайте, что рассказали мне много о себе – я бы все равно узнала все, что хочу. И теперь мне радостно и тепло, что взяла это от вас сама. Как говорил Шота Руставели: что отдал – то твое. Считайте, что вы стали богаче, только стрелочки свои дурацкие не рисуйте. И еще – жизнью не страх движет, а желание. Но об этом я уже не хочу с вами говорить…

Однажды Блок на одном из своих последних выступлений вдруг перестал говорить об искусстве, задумался и сказал, что самые настоящие, важные вопросы – это вопросы детские. Так почему небо синее? Спросите у зайца, у него уши цветные. И, хоть он игрушечный, он знает! Потому что его я подарила!»

 

Караул! Срочная реклама на телеканале «Вчерашний».

Огромная миска салата оливье гоняется за тощим дядькой в застиранной майке с надписью «диетолог». Прогоняет дядьку, перемешивает содержимое в миске двумя ложками и вопит: Соня, немедленно съешь меня! Во мне мясо, картошка, и самые уксусные консервированные огурцы в мире! И майонез самый калорийный!

 

Вот так черепаха попробовала воспарить над обычной жизнью. Потом она быстренько шлепнулась на землю… Все вокруг видели, что упала… Но никто не подумал, что ей было очень больно…

Сама же черепаха решила, что все это с ней происходило от безделья… Ей мало забот и проблем… Черепаха же вообще-то была замужней, если кто не понял. Супруг черепахи был слишком занят водкой, черепашонок Настя была еще маленькой…

Черепаха Соня решила забросить свои творческие и прочие амбиции… и родить второго ребенка… Чтобы вообще дышать стало некогда, не то, что смысл в жизни искать… Могло ли это стремление стать успешным?

Забеременеть удалось, но закончилось это все выкидышем на позднем сроке… В одном шаге от окончательной гибели… После больницы черепаха приползла обратно домой к маме и занялась разводом…

Не то, что писать – она читать не могла. Буквы били по глазам…

Черепаха решила смириться с тем, что из нее ничего не вышло… Работа, хозяйство… И, пожалуй, как-то все…

 

Внимание! Реклама на телеканале «Вчерашний». Соня, приобретай наши оковы «Рутина», самые надежные в мире. В комплекте к ним идут наручники «Бесперспективные». Будь спокойна, ключ потерян навсегда…

 

И я очень теперь разволновалась, когда встретила Я.Г. в «Гордом лебеде». Он почти не изменился, а я поправилась. Впрочем, разве это имеет какое-либо значение. Ведь когда-то я просила о нашей встрече… Кого-то там, наверху, кто меня точно слышал. Я это знала…

Только я хотела стать очень успешной. Просто потому, что когда меня так сильно тянуло к нему, моя жизнь совершенно не ладилась. И вот он мне встретился сейчас… И еще, я никогда этого вслух не произнесу: я просила, чтобы мы поженились и у нас родился ребенок. Я решила тогда, что только для него я смогу стать самой лучшей… Тогда мне казалось, что для этого обязательно надо выйти замуж и опять родить ребенка, это – это панацея от всех бед и проблем… Сейчас мне так не кажется…

Я знаю, всем очень интересно, что между нами произошло, когда мы уехали. Готовы? А ничего.

Я села в машину, Яков Григорьевич подмигнул, как будто мы вчера расстались, и сказал: Ну, что, поехали? Я: куда? А он: как куда? Подаришь мне книгу…

И смотрит так, будто издевается…

А я возьми и ляпни: как только напишу – подарю…

А он: ты еще ничего не сделала?

Я открыла было рот, чтобы оправдаться, рассказать, как мне было трудно, да и сейчас… А язык ватный стал, руки, ноги онемели… Он на набережной остановился, закурил… А в машине будто слева трубу с ледяным воздухом включили. И запахло гадко, невыносимо просто. Я на улицу выскочила, отошла от машины метра на два… А он сидит, курит… Как в давних глюках – то ли живой, то ли нет… И я не пойми какая…

Машина на бешеной скорости мимо пронеслась, я опомнилась. Подошла с его стороны, только не близко. Он окно открыл… Только окно… Так и сидел.

Я сказала: не буду я про вас книгу писать. Да и не собиралась. Мне тогда нужен был повод для встречи с вами… Я вообще на критику потом перевелась, так что я и не писатель вовсе…

А на меня будто маска с многими лицами смотрит… Без всякого выражения. Просто разные лица являются. И всех я знаю…

Яков Григорьевич: Напишешь, найдешь меня…

И визитку в окно бросил. Окно закрыл и поплыл. Ага, будто поплыл над дорогой.

 

Внимание! Реклама на «Вчерашнем». Соня, только для тебя эксклюзивная коллекция «Старые грабли». Грабли детские, взрослые, ржавые, только что из магазина, только что из земли или из… словом – любые, только чтобы тебе комфортно было на них наступать!

 

Конечно, подняла. Иначе я опять начну думать, что мне всякая хрень мерещится… Теперь она мне везде мешает…

Я про это даже Сереже не могу рассказать… И никому не могу… Только мне опять все холоднее и холоднее становится…

И Сережа теперь как назло все отдаляется и отдаляется… Но он меня любит. Когда я стала готова с ним расстаться, он мне об этом говорил… Просто ему нужно время, чтобы разобраться, решиться… Я же должна понимать… Наши отношения развиваются, меняются… Просто мне надо научиться ждать… Становиться лучше… Учится понимать других… Терпеть…

 

Внимание! Срочная реклама на телеканале «Вчерашний»! Соня, только для тебя уникальная коллекция «Чужие одеяла». Теплые и легкие, рваные и стеганые, большие и маленькие, любые… Главное их достоинство – тебе всегда под ними будет неудобно!

 

А началось все, когда я уже разводилась. Мы отмечали пятилетие издательства, и он был среди гостей. У меня накануне состоялось первое слушание в суде по поводу развода. Я вела себя как настоящий боец, сказала, что буду ходить к ним до тех пор, пока меня не разведут… И мне назначили следующее заседание… Я очень была горда собой. На уличной лестнице я упала. Нога болела нестерпимо, и он отвез меня домой… На следующий день позвонил спросить, как дела. Нога моя распухла, и надо было ехать в больницу. Я набралась смелости и попросила мне помочь. Так все и началось. Была я в плане секса просто эксклюзивным бревном… Впрочем, я это и без него это знала и мало огорчалась по этому поводу. Но он решил сделать из меня настоящую женщину. И пока в нем горел этот спортивный интерес, все было здорово. А потом я отогрелась, завелась, у меня появилось желание, стремление стать гораздо лучше, чем я была и… Я стала ему скучна… И потянулось три года тягомотины…

Так что я пока на полу… Причем меня вряд ли можно усадить на стул. Как вы себе представляете черепаху на стуле, тянущуюся к еде и выпивке… Вот-вот… Меня можно бережно взять на руки и поставить сразу на стол… А пока…

Кадр известный, дубль бесчисленный… Смотрим «ПИР НА ПОЛУ».

 

Когда Вы встречаетесь с женатым мужчиной,

Вы едите объедки с чужого стола.

(Барбара де Анджелис, известный американский психолог).

 

Сперва нам подали коктейль. Было легко и весело потягивать из трубочек разнослойную жидкость, непринужденно развалившись. Наши глаза подогревали друг друга, катализируя и без того уже понесшийся процесс — ах, любовная химия!

Потом мы поменялись трубочками, и оказалось, что вкусы из других бокалов нам тоже приятны. И ощущался легкий голод по душевной, открытой беседе.

И явились закуски. Оказалось, что мы оба не любим салаты. И стали складываться из разных отдельных кусочков: сладких, горьких, соленых, кислых, острых, наши рассказанные друг другу жизни. И показалось: как мы близки…

Пора, пора придвинуться друг к другу и есть из одной тарелки волшебный горячий суп, обжигая друг друга вкусными, давно забытыми впечатлениями. Так мы теперь «одним дыша, одно любя».

Ну, вот уже и легкое насыщение, и впереди – вторые блюда. Какой гарнир, я вас умоляю! Только самое-самое, дорогое, изысканное, приготовленное только для нас, уже способных оценить исключительность нашей трапезы.

И вот замаячила сытость, максимальная наполненность друг другом. В сладкой истоме ожидаем десерт, щеголяя всевозможными изысками.

И вдруг! С оглушительным грохотом и звоном откуда-то сверху на нас посыпались обломки дерева, осколки бокалов и тарелок, столовые приборы. И, что самое отвратительное – остатки давно испорченной еды. Что же это было? Ах, это сломался твой собственный стол!.. А когда же в последний раз твой стол был накрыт по-настоящему? Впрочем, неважно.

Так вот где мы были!

Вот почему над нами не было неба, не светило солнце, не подмигивали звезды…

 

И черепахе захотелось на стол. Или хотя бы выбраться из-под этого стола, где она засиделась, заваленная огрызками чужой жизни. Черепаху стали мучить угрызения совести и сниться странные сны.

 

Срочно! Срочно реклама на канале «Вчерашний».

На экране множество мужчин, все они тянут руки и стонут: Ох, Соня, мы – самые женатые и самые безнравственные в мире! У нас куча обязательств и проблем, дети, дела, плохое здоровье и хроническое безденежье… Но мы готовы все это забыть на пару часов для общения с тобой… Выбирай любого, Соня…

 

РАЗГУЛ ОДУШЕВЛЕННОСТИ

 

- Спит?

- Спит…

- Часок-другой у нас есть…

 

И началось. Шла по рынку Пила, и набросилось на нее Уныние, да терзало ее Отчаяние! Муж Пилы, Прил продался Соблазну и бегал к любовнице Лире.

Пришла Пила домой, выпрыгнула с газетных строчек провокация «избавлю навсегда от разлучницы». Да и адрес-то – рукой подать.

Там Злоба да Обида резвятся. Фото нужно, чтобы Лира одна была. Тут и Месть нарисовалась, возле сердца брошкой прикололась – от пакостница!

Шла Лира с работы домой. Подходит по дорожке к подъезду, а на плечах у нее Усталость сидит, гирями тяжеленными разминается, мозги Лире туманит.

Видит Лира Пилу, да и Страх в затылке колючками свербит. Смотрит Пила на Лиру, а Отвращение ей тщательно горло сковывает. Тут еще от жвачки на асфальте Унижение отлепилось и поползло у них по ногам от пяток до затылка.

Одной из первых Справедливость во сне зашевелилась.

Посмотрели друг на друга женщины, и пошли каждая своей дорогой.

А Прил возле светофора в машине сидел, думал, почему Лира на звонки не отвечает? А Лира вслед Пиле в окно смотрела, а та шла, слезы вытирала. И плюхнулся на Лиру Стыд – и давай пощечины лепить. Щеки все еще горят…

А у светофора из соседней машины скорой помощи Совесть выбралась и в открытое окно к Прилу залезла. Чемоданчик медицинский чуть не застрял. Открыла его Совесть – и давай Прилу уколы делать. Да перестаралась. Сердце-то Ложь опутала – не выдержало оно. Еле откачали, долго потом еще Раскаяние трудилось, а Прощение ему до сих пор помогает.

 

Однажды проснулась черепаха и решила, что ей пора поторопиться… Успеть вовремя.

 

И снова долгожданная реклама на канале «Вчерашний»!

Соня, мы предлагаем твоему вниманию коктейль «Решительность». Состав, место продажи и стоимость неизвестны. Но только он поможет тебе… Спеши и успеешь…

 

УСПЕЛА!!!

Ну вот, ты опять сам звонишь!!! Ура, значит, соскучился. Поговорить? Серьезно?

Господи! Ну, почему сейчас, мне же чуть-чуть осталось, чтобы уйти самой…

Опять опоздать???

 

- Хорошо. Подъедешь к дому – звони. Нет, к моему дому. Тебе поговорить надо? Мне так будет удобнее.

Выдох… Нормально…

 

- Алло, Кать, мы давно не виделись? Ты прям сегодня хотела меня видеть, только не знала об этом до моего звонка…Лучше поедем к венграм, у них огурцы вкусные… Буду. Да, честно. Вызывай тяжелую артиллерию. Скажи Максу – кума готова напиться как в былые времена…

 

Медленно двигается переключатель. Сейчас я иду от своего дома к твоей машине, а не ты ко мне домой из своей машины.

Боже, какой букет!

 

- Выходи, у меня прогулка.

 

Какой ты неловкий, когда все делается не так, как ты рассчитывал…

Как уложить в одно слово все, что было здорово, что останется со мной. Самое главное останется – я сама, моя душа, мое тело, которое ты изменил. Это ты выгнал страх и вызвал желание. Уж не знаю, как это тебе удалось, но удалось. Раньше я думала: как бы запихнуть его обратно. Теперь – нет! Жить с желанием гораздо вкуснее, хотя и не всегда сладко. Да, ты абсолютно прав. Секс – это одна из самых приятных частей жизни. И когда это перестало быть для меня теорией, с которой я в принципе согласна – все, ну буквально все изменилось. Это с тобой мои глаза стали снова излучать свет, губы стали мягкими, соски твердыми, стоны искренними. И как ты только знал, что я пыталась притворяться?

Дрожь в коленках (она, правда, зараза, бывает), и сбитое дыхание, которого сначала не хватает, а потом так много… Крик зависает на мгновенье, и все на несколько секунд застывает. Застывает воздух, ватные ноги шлепают в ванну, и только теплая вода смывает истому… и запретные слова: любимый, мой, не уходи… еще…

Да, теперь это неважно. Важно, что я пробралась через все обиды, досады, зависть, негодование и — разочарование прошло мимо меня. Потому что если я тебе не подхожу, то ошиблась именно я. А значит — виноватых нет. И из этого следует вывод, что у меня все впереди. Я хочу большего, и я к этому готова.

 

- Я хотел сказать, что меня неделю не будет в Москве. Лечу с супругой в Италию…

- Ах, да! Серебряная свадьба?

- Угу.

- Мои поздравления! Звонить, я, пожалуй, не буду?

- Спасибо.

- И тебе спасибо.

- Не за что, — твой виноватый вид становится противным. Внутри будто переключатель. Щелчок. Сработало. Зафиксировано.

- Ошибаешься. Спасибо… за секс. Ты – классный партнер! Ну, я пошла?

 

- Ребята, я освободилась. Иду… Вот дяденька останавливается, уже практически еду…Еду заказывать самую колоритную, или подождите меня.

- Можно мы у метро притормозим, я цветов куплю. Да, успею, пока светофор не переключится…

 

Небрежно бросаю на стол букет. Макс даже рассердиться не успел, я беру обратно меню из рук официанта.

- Скажите, что у Вас самое вкусное и мясное? – пусть парится, рассказывает, а я выберу. Уговорил, вернее, надоел быстро.

- Ой, подождите… — чего обрадовался, я выпендриваться буду.

- А что у Вас чаще всего мужчины заказывают, ну, чтобы хорошо покушать? – наивно интересуюсь. Он недолго смотрит на букет, на меня, спрашивает учтиво, даже вкрадчиво:

- Ваш спутник сейчас подойдет? Вы хотите заказать для него?

Вряд ли мне стоит торопить события…

 

Черепаха стала потихоньку заползать обратно в свой панцирь… Это было легко. Потому что черепахе никто ничего не обещал, она все знала с самого начала… Все во что она верила и о чем она мечтала – это было только ее…

Сергей только подтвердил все ее выводы, но не сумел справиться с чувством. Оказалось, что оно все время было… И началось…

 

Снова в эфире веселая реклама. Соня, только для вас! Мыло «безнадежное» — самое мыльное и вонючее мыло в мире. Только с ним вы будете мыться и никогда не отмоетесь… Спешите окунуться… Побольше вам пены… В случае полного отчаяния за каплями «надежда» обращаться в ближайшую… При себе иметь хоть что-то от собственной личности, отчет о проделанной работе и рецепт… Прием внутрь строго ограничен.

 

МЫЛО, МАНГО, ПИСЬМА, СНЫ…

 

Мыло.

- Ты только не смейся…

- Что еще?

- Сережа совсем ушел навсегда…

- Это когда же?

- Вчера…

- И сегодня еще не приезжал?..

Звонок в дверь. Нет, не картошку предлагают. Это Сережа с большими пакетами.

- Не хватайся, тяжело, — и идет на кухню.

- Спасибо, а что это?

- Мыло и манго…

- ?…

- Мыло — прикольное, ручное работы. Тут разные: мыло-скраб, мыло-гель, мыло-крем…

- То есть чтобы я смыла все следы и…

- Думай, как хочешь, но мне нужно было тебя увидеть…

Нет, только не целуй меня.… “эта музыка будет вечной”…

Манго.

Смс. “Доброе утро любимая, в сердце хранимая”

Спасибо, что ты есть у меня, пусть день будет удачным”.

Обожаю тебя, скучаю, жду встречи”

Любимая, хорошая, красивая, желанная, единственная”

Письма. Ретро.

Вот бы набраться храбрости и попросить тебя прочитать мои письма. А лучше бы сказать все самой. В лучшем случае — ты посмеешься надо мной. В худшем — весь сожмешься, насупишься и скажешь: что теперь делать? Ну, ладно, мне пора…

И я больше тебя не увижу. Правда, фотографий, где ты обнимаешь жену — тоже…

Я тебя люблю. Умом мне тоже уже смешно. Только сердцем, телом, еще нет. Ты выделяешь для меня два часа в неделю. И я жду, все еще жду с трепетом встречи с тобой. Но боюсь целовать тебя, боюсь положить руку на ремень — боюсь быть отвергнутой. Слишком хотела быть любимой, желанной. Потом пробовала стать удобной, угождающей, ублажающей… Стала — никакой.

А ты кормил меня мороженым с ложечки. И дорога с твоей дачи проходила через мой дом. И тебе надо было заехать просто для того, чтобы увидеть меня. И это было…”

Пишу, потому что не смогу сказать это. Слова получаются деревянными. Не умею говорить о личном. Я давно решил для себя, что надо делать так, как считаешь нужным по обстоятельствам, а объяснение моим действиям покажет результат.

То, что наши отношения зайдут в тупик, я понял давно. Но, когда ты сказала о разрыве, у меня даже физических сил не было сопротивляться. Мне очень не хватает тебя. Я знаю, как тебе сейчас трудно, пусто, холодно, одиноко. Постарайся, пожалуйста, не делать глупостей и необдуманных шагов. Потом о них будет, как минимум, неприятно вспоминать. И другим можно сделать больно, и самому не становится легче. Это я уже пробовал.

Ты очень красивая, хорошая женщина. Не ищи своей вины за случившееся. Сколько красивых, нежных слов я говорил своей первой женщине. Наверное, весь запас, отпущенный мне, высказал ей. С того дня, когда она сказала, что выходит замуж за другого, эти слова режут мне ухо, когда я их не слышу, не важно кто и кому их говорит.

Все, что у нас было мне очень дорого. Надеюсь, что и тебе потом, когда успокоишься, что-то будет приятно вспоминать. Не губи растения, которые мы покупали, они не виноваты.

Желаю тебе, чтобы у тебя все сложилось в личной жизни, твое творчество принесло материальное удовлетворение (думаю, что моральное приносит сам процесс), здоровья и всяческих успехов.

Спасибо за все.”

Сон.

Густой осенний воздух пеленает спортивную площадку двора твоего детства. Я ищу что-то давно, давно знакомое и очень нужное. Раннее утро, все еще спит, лениво встрепенулась и каркнула ворона. Листья, уже опавшие, ломкие. Я их топчу, но они не шуршат.. А мне каждый шаг тяжело дается. Тяжелая я, едва иду, да только знаю — нельзя остановиться… Толкает кто-то в спину, а я иду по тихому, сонному двору вперед, туда, дальше, где парк и горка. Очень крутая горка… А листья все молчат под ногами, а крутой склон все ближе и голос сбивчивый, женский скрипучий: иди, милая, иди без страха… Не тот обрыв, что видится, а тот обрыв, что узнается…

Мыло.

- Когда Сережа уже окончательно придет?

- Что ты! Это он уходит навсегда.

- А‑а-а…

Манго.

День, для кого-то обычный, суетный день. А мы наездились по магазинам, пообедали и решили посмотреть кино. Оба только помним, что Депардье промок в начале “Простой формальности”, а мы пристраивались друг к другу поудобнее, иногда проваливаясь в легкий сон, я уткнулась носом в твою спину… И время было только наше, только для нас. Всего какой-то час молчали все телефоны, а потом забурлила жизнь… Но вечером ты снова приехал поцеловать меня и сказать, что любишь так, как не бывает.

Письма.

Привет! Твой убито-похоронный тон сильно рассердил меня. Что же получается, как только я сказала, что назад дороги нет — так все порывы и веселье улетучились. И что это было? “Эй, вещь, вернись на место. Я привык, что ты там. Когда хочу, тогда беру, знаю, что никуда не денешься”.

Когда человек хочет, он ищет способы, а когда не хочет — причину. И причину ищет драматическую, чтобы самовлюбленно страдать. Это же легче, чем принимать решения и отвечать за них. Перед собой, ибо только за них спросят потом. Только за твою жизнь.

И ты спрашиваешь у меня: что нам делать?

Да, считаю, что тебе жизнь показала, что кроме привычки и расчетов есть еще что-то настоящее, когда только любишь, веришь и надеешься. Найди в себе мужество и отвернись — скажи: мне это не надо! Когда просят помощи, она приходит. Когда человек сам себя колючей проволокой заматывает — фиг кто тебя доставать будет!”

Прости меня, пожалуйста! Только сейчас я начал понимать, что рядом со мной был человечек, который абсолютно доверял мне, был как ребенок открыт и беззащитен. Я не понимал, как велико твое чувство ко мне. В любом человеке есть бог — это его вера в себя, в свои возможности. А я убивал этого бога, разрушая веру. Прости меня. Оказалось, что ты была тем стрежнем, на котором все держалось. Ты отошла в сторону, и я стал рассыпаться. Без тебя все потеряло смысл. Два раза нельзя войти в одну и ту же реку. Того чувства, которое у тебя было — нет, и уже не будет. Ты первый человек, который так любил меня (кроме родителей). А я собственными руками все уничтожил. Удобно было считать, что тебе достаточно того, что есть. И даже не делать попытки понять тебя. Счастья нельзя заслужить, добиться. И то, что это было счастье, человек понимает потом, когда потеряет его. Поверь в себя. Прости меня. Я не стою ни одной твоей слезинки”.

Сон.

- Ой, да что вы толкаетесь.. Я его не вижу… Я спешу… Я боюсь потерять…

- Куда прешь, корова! Не оценена еще…

- Да как вы смеете! Я же за ним! Он сказал, что любит, что жить без меня не может! Я хочу…

- Здесь все хотят! Оцениться сперва надобно, потом торги пройти, а там и видно станет. Чего оторопела-то, пойди глянь на себя в лужу, пока не затоптали.…

- Это — я‑я-я??? Но мне сюда не нужно, я не хотела…

- Поздно, милая! Тебя уже выставили. Приступайте, господа! Та-а-ак: возраст, дети, родственники, доход… теперь посмотрим, что он имеет…

- Стойте! Так это ОН меня??!!

- Не реви, молока не будет. Продолжаем…

- Где здесь выход?

- От чумовая, куда прешь! Да погоди, может еще не так все плохо, сторгуют тебя, возьмет… Да куды ж ты рогами по забору, больно, поди!

- Ой, трава то здесь свежая какая, густая, незатоптанная. А роса, роса-то… Насилу догнал… Свежо тут у тебя. Обычно то коровы в другую сторону с торгов бегут.. Бороться, доказывать, возвращаться на переоценку… А ты как ломанула… Ты скажи, что с ним-то теперь делать, оценивать?..

Мыло.

Я сержусь, я отказываюсь играть второплановую роль. Ты говоришь, что хочешь меня видеть и любить, но… Я тоже тебя хочу! Хочу спать, уткнувшись носом в твою спину!

Ты говоришь, что не оставишь жену на одинокую старость, тогда оставь меня! Моя жизнь все равно сложится здорово!

Ты столько лет жил без любви и теперь готов отказаться?

Ты молчишь, я плачу. У меня объявились морщинки, и твои поцелуи не спасают от них.

Манго.

Радонеж. Утро буднего дня, дымчатое, смутное. Снег крупный, белый. Глазам больно — белое все. Нет людей. Только мы в начале зимы… Долгий спуск по лестнице к источнику. Цепочка следов. Твоих — больших, и моих — забавных, с дырочкой от каблука. Тишина. Благодать. Ты умываешь мое лицо, я смеюсь беззвучно, звуки сейчас лишние… Все немое, белое, чистое, только наше…

Письма.

Как ты сумел меня так резко развернуть обратно? А нет мне назад дороги. Уже снова я планирую свою жизнь по тебе… Какой же ты сильный, а я слабая. Это ведь правильно, женщина должна быть слабой рядом с мужчиной, только как то я здесь ни при делах оказалась. И похоронить свое стремление к полноценной жизни теперь тоже немыслимо!

Знаешь, к концу поста я напишу сказу про то, как бы мы жили-были. И буду читать ее много раз, пока не переживу каждую страницу. Ты снова будешь занят делами. Мне тепло оттого, что все-таки была нужна тебе, и ты смог сказать об этом. Ведь и твоя жизнь стала богаче. О чем я мечтала — так и не сказал, значит, это была несбыточная мечта, неправильная…”

Привет, от твоих рассказов стало обидно и больно. Очень тяжело. Тебе нужно писать о любви, счастье, море, солнце. Но, видимо, чтобы ты могла об этом писать, у тебя это должно быть. Я точно знаю, чтобы у тебя это было, я должен отпустить тебя. А я не могу. Я все буду делать, чтобы видеть тебя, разговаривать с тобой, буду держаться за тебя, сколько сил хватит…”

Сон.

Мы с тобой смотрим в окно. И вдруг с левой стороны по дороге потекла вода. “Смотри, что-то прорвало”, — сказала я. От воды шел пар и она, поднимаясь, неслась по дороге. Желтоватая, но прозрачная. Ты молчал. Вода стремительно поднималась все выше. Вот она накрывает крышу 12-ти этажного дома напротив, я вижу наверху грязную пену, но еще видно небо… Бегу в комнату к Насте, она спокойно спит, проверяю телефон — он гудит. Меня охватывает паника. Я спрашиваю тебя: а как мы будем умирать?..

А ты спокоен, совершенно спокоен…

Когда я снова подняла глаза — воды уже не было, над соседним домом желтоватое небо голубело и раздвигало золотистые облака. Наступало утро.

Я проснулась счастливая, легкая. Осталось небо, солнце, и… Моя любовь к жизни.

Мыло смылилось. Остался запах. Манго съелись. Остался вкус. Письма отправлены в прошлое. Осталось…

 

После того, как черепаха допросилась и оказалась в море страсти, на нее свалилась невероятная усталость и стало надвигаться безразличие. Выделив самое главное, пробудившуюся любовь к себе, черепаха решила отправиться к морю.

 

Реклама на «Вчерашнем».

Соня, покупайте наши кеды «бегом за уходящим счастьем». Только в них вы поймете всю прелесть сидения и лежания, а также хождения босиком.

 

У ЛЕТА НА ХВОСТЕ

 

Эх, лето! Дракон о трех головах: июнь, июль, август! Первая – самая зеленая, вторая – самая горячая, третья – самая взрослая.

Сентябрь – это хвост летнего дракона. Может, повезет, посижу на хвосте?

Покидаю Москву скорым поездом до Симферополя. Провожать меня некому – все учатся и работают – это уже веление осенне-зимнего периода. Это я стою на перроне в топике под свитером и прикольных кедах (кроссовки купить так и не успела).

Вагон – полупустой, спокойный. Правда, к утру кончился и уголь, и вода (это в фирменном поезде) – но это сущие пустяки. Зато исправно меняли «деньги на гривны». Даже как-то жалко было с деньгами расставаться!

За окном разминается осень. Никогда не ездила на юг в такое время. Ранним утром пожухлые головки подсолнухов дружно смотрят на солнце, добСоняя зрелости детишкам-семечкам, краснеют помидорки, тыквы-мячики то разбросаны по полю, то собраны в кучки. До чего красивы разноцветные перцы и убранные поля со стогами. Пролетела дорога, а в Симферополе пасмурно, а в Симеиз приехала – капает. Ну, это чтобы мне не жарко было ехать. Так мне думается.

Встречал меня муж сестры и Петя, мой долгожданный племянник, звезда пляжа, маленький бабник! Уже в восьмимесячном возрасте он не может пройти равнодушно мимо красивой женщины на пляже. Его держат за обе руки, ногами он уверенно ступает по гальке, а увидев новый объект внимания, начинает строить глазки, плеваться (это знак высшего расположения) и самозабвенно виляет попой.

В первый же вечер в море вошла решительно и сразу, еле миновала подводные камни, продемонстрировала аттракцион «корова на камнях», добралась до рюмки и немедленно выпила, вместе с сестрой и ее мужем, восходящей луной, морем, горами, и, конечно, Петей. Он, правда, своим «Наном» с нами чокаться не стал.

Второй день был солнечный и теплый, меня довели до пляжа, через некоторое время пожаловал Петя с родителями. Народ на пляже оживился. Когда Петю несут в море, слышится: бросай карты – малька купаться понесли!

Наплавалась, находилась – руки болят, позвоночник ноет, ноги хочется отстегнуть и достать запасные…

Самое яркое впечатление – это два дня, проведенные полностью на море в Кацивели. Первый день: море 25, воздух 29, штиль… Ныряла до одури. К вечеру сестра вспомнила про фотоаппарат, Петю понесли в море и мне было велено счастливо плавать рядом с ними. Не могу! Тепло горячих камней проникает сквозь тело. Даже пошевелиться уже не могу. Пришлось в море буквально вползти. А как потом было трудно дойти до кафешки на берегу. Есть, однако, оказалось легко. Дома упасть и заснуть – еще легче.

Второй день: Ветер, легкий шторм, косая волна. Море живет, движется, брызгается, балуется, стаскивает с места, выбранного для пенно-галечного массажа.

Солнце – из дымки, ровно столько, чтобы согреться, когда выходишь из воды. На нашем пляже мы одни. Двигаться лень, хочется спать. Но мои неутомимые спутники затеяли мне сюрприз. Оказывается, мне жизненно необходимо посмотреть с хребта Кошки (это такая гора) с высоты птичьего полета на Голубой Залив и Симеиз. Деваться некуда – я завтра уезжаю.

Набережная провожает меня салютом – то тут, то там взрывается белая пена вокруг камней, легкую взвесь морской воды несут порывы ветра.

Взбираемся мы на Кошку. Ребята: обними вот это дерево и вдохновенно смотри в ту сторону – будет очень хороший снимок.

Я: идите на… смотровую свою площадку. Пейте свое дурацкое пиво. А меня оставьте в обнимку с деревом – на обратном пути отдерете, дадите пинка, сползу домой.

Обиделись, пришлось «брать себя в руки». А руки не держат, ноги не ходят. Но глаза смотрят, видят. Посидела под можжевельником, отдышалась – и вперед.

Сразу домой нельзя – еще виток вверх через почту, в Москву позвонить обещали. Зачем-то. Лишний шаг отдыхающему в моем темпе – это нож в спину!

Дочь мне: Мама, у тебя такой отдохнувший голос!!!

Видела бы ты маму, сползающую по стене переговорной кабинки с одной мыслью в голове – еще три крутых подъема до дома!!!

Утро прохладное, но надо идти на море! А ребята на крыльце сидят и дразнятся – они спать будут!

На пляже становилось все труднее делать вид, что я загораю, поэтому зажимаю монетку и плыву, прощаюсь.

Потом и дождь пошел. Ну, так – не сильный. Ну, чтобы мне не жарко было ехать. Так мне думается. Разные облака путались вокруг гор, пока все не сравнялись в серой дымке.

В поезд я не села – я сразу легла. Сквозь сон слушала соседей – им 24 дня на море маловато, как-то они не почувствовали, что накупались.

Зато я за свои 4,5 дня – и накупалась, и погрелась, и нагулялась.

Точно – на хвосте у лета посидела.

Удалось!!!

 

Семен Васильевич, вы просили, чтобы было море… Поэтому специально для вас в без того путаную композицию вносится второй репортаж.

 

Соня, Соня, телеканал «Вчерашний» напоминает вам об ответственности за перетягивание прошлого в сегодняшнее… Наши коллеги со смежного канала могут подать на нас в суд…

 

Крым. Сентябрь следующего года.

Симферополь. Опять сильный ветер. В Макдоналдсе все улетает из-под рук. Но ура – мы уже приехали. Быстро сели в автобус и поехали.

Вот показался Аюдаг, Мишка-гора прилегла к воде, укрывшись пуховым платочком облаков. Над Ай-Петри тучки, тучки, тучки. Да и люди за окном все больше в куртках… А над Кошкиным хребтом, что возвышается над любимым Симеизом, гнездятся темно-серые, совсем грозовые мышата… Н‑да…

Совсем при подъезде к автостанции мы с сестрой заспорили.

Я: бросаем вещи – и сразу в море!

Леля: Надо взять обратные билеты, позвонить, что мы доехали…

Дяденька обернулся с переднего сидения: Звоните в свою Москву и идите пить водку…

Мы удивленно переглянулись, а дяденька невозмутимо добавил: Третий день в море — 9 градусов…

Скока скока? Это много, пусть остынет…

Дошли до дома. И верно – у них береговой, низовой и всякие пакости – ветер ледяной, солнце в тучах, но море уже 12–15 градусов…

Пока пили на берегу, отдых решили назвать «Крым всухую»…

Я видела две стаи дельфинов и радугу над морем!!!

На экскурсии по вечернему Форосу передо мной проносилась невероятная по своей красоте скоростная смена ассорти из облаков – грозовых, кучевых, белых плотных, серых легких, черных тяжелых, сквозь дождь подкрашенных то желто-золотым, то розовым, то кроваво-красным, уже закатным солнцем. Я с удовольствием фотографировала особенно молодые (и не очень) но пары. Старалась делать красивые снимки и думала, мечтала – нет – была уверена, что и меня с моим мужчиной тоже снимут на фоне причудливых облаков.

Вместо линии горизонта облака построили фантастическое побережье, вздымались башенки, зевали чудовища. По плотному золотому облаку пробегали облака серые, лиловые, газовые, почти прозрачные. Обозначила свою мордашку луна.

Теперь, в трудные минуты, я всегда буду говорить себе: вижу радугу над морем и иду в Чуфут-Кале…

 

По возвращении на перроне меня ждал Сережа, хотя перед отъездом мы расстались навсегда и по его инициативе. Пожалуй, про любовь пока хватит. Тем более, что находится она сейчас в каком-то подвешенном состоянии… То ли еще есть, то ли уже нет.

Поэтому написала ей черепаха обращение и решила подождать.

 

Внимание! Телеканал «Вчерашний» сообщает, что по многоразовой просьбе Сони показ 2025‑й серии триллера «В ожидании любви» переносится на неопределенное прошлое время…