Ирина Шухаева. Итоги 2015
Ирина Шухаева. Комизм и смех в русской культуре
Смех как виртуальная реальность. Статья на основе авторской программы Ирины Шухаевой из цикла “Комизм и смех в русской культуре”
Здравствуйте, уважаемые зрители, с вами Ирина Шухаева. Мы продолжаем с вами говорить о смехе. И сегодня мы подберемся к такому интересному явлению как отнесение смеха к виртуальной реальности. Поговорим о том, что это такое.
Я вам напомню, что мы с вами выяснили о жизни и деятельности смеха уже очень много. Мы узнали, что он бывает добрый, как раньше называли его – жизнедатель, имеющий определенную магическую силу, которая всегда использовалась в разных земледельческих обрядах, связанных с культами плодородия земли.
Мы поговорили о том, что когда человечество отошло от язычества и приняло разные формы религии, (в нашем случае это было православие, пришедшее к нам из Византии), смех пробовали запрещать. Причем, особенно сильно делало это именно православие, католичество и протестантство более примирялось со смехом. Но, тем не менее, оставались Масленицы, оставались гуляния. В Европе царили «карнавалы и шествия дураков».
Смех запретить было невозможно, потому что как мы с вами уже обсуждали, это работа мысли, эта работа ума, эта деятельность разума. Запретить мысль нельзя. Запретить человеку думать нельзя, иначе он перестанет быть человеком, соответственно, запретить смеяться тоже нельзя. Но вопрос остается открытым в том, как все-таки пользоваться смехом и жить со смехом, для того чтобы он не стал тем самым разрушителем, тем самым мощным орудием иронии, которая не только вскрывает какие-то недостатки людей или общества, а двигается дальше, пытается высмеивать уже само мироздание. Как бы предполагая возможность разрушения, таким образом, до конца. Хочу вам напомнить о том самом зловещем, дьявольском смехе Заратустры, который оставил нам Ницше, над которым до сих пор думают и спорят, но которым не стоит увлекаться.
И все-таки нам интересен смех сегодня, как виртуальная реальность. Понятие это возникло на самом деле очень давно, еще в семнадцатом веке. Сейчас мы с вами об этом поговорим. Но до этого я хочу вам рассказать о таком удивительном явлении, как парадокс. «Парадокс образуется там, где противоположност
То есть если снова вы вспомните ту самую картинку, где человек приподнимает море, то в момент, когда он это обнаружил и осознал, что море ненастоящее, проявился весь этот сложный перечень, который я вам сейчас назвала. Это важно, потому что без этого мы с вами дальше не сможем понять, почему именно смех относят еще и к виртуальной реальности и что в этом хорошего, и что в этом плохого. Опасности в смехе, к сожалению, оказывается гораздо больше.
Итак, парадоксы. Давайте, немножко посмотрим, поговорим. Я вам напомню, что парадоксы это неожиданное, непривычное, расходящееся с традицией утверждения, рассуждения или вывод. Сама по себе картинка достаточно необычная. Я вам приведу несколько парадоксов, просто чтобы вспомнили, что это такое.
«Слава редко ведет к счастью, а счастье еще реже ведет к славе». «Щедрый не замечает чужой жадности. А жадный рассказывает о своей щедрости». Мудрецы всегда могут договориться, хотя думают все по-разному, а дураки никогда не могут договориться, хотя думают все одинаково». «Человек меняет деньги, а деньги меняют человека». «Порой пугаешься собственной смелости». «Старость – это когда лекарства становятся едой, а еда – ядом».
Я бы рекомендовала вам чтение парадоксов, как очень полезное занятие. Это работа даже не ума, а разума. Когда хочется как-то выйти за рамки и справиться с какой-либо ситуацией, во-первых, чаще всего улыбаешься от неожиданности, а во-вторых, есть над чем задуматься. Вот такая парадоксальная «архитектура». Ведь из сознания людей, переходя в произведение литературы, в живопись, в искусство, естественно, невозможно остановиться, и хочется все, что люди уже используют применять в таких разных, необычных формах.
И вот, пожалуйста, смотрите, какой чудесный указатель. Дорог если вы видите – четыре, указателей у человека гораздо больше. Надо сказать, что смех Заратустры появился в ответ на все увеличивающееся число произведений, которые отражают метафизический страх непонимания, непознаваемости мира, какую-то «Тошноту» Сартра. Это состояние отчаяния, одиночества и заброшенности в этом мире, неизбежности смерти, бессмысленной в отсутствии вечности, уменьшение веры людей в загробную жизнь.
Но смех-то так никуда и не уходит, он все равно остается фоном, на котором продолжают разыгрываться трагедии человеческой жизни. Людей все больше беспокоят явления ложности и двусмысленности, раздвоение, удвоение, двойничество. Выбор все равно за тобой, но его же очень трудно делать постоянно. С другой стороны, хочется уйти в какую-то иллюзию.
И, естественно то, что, создавая произведения культуры люди, так или иначе, отражают все свои сомнения, все свои метания. Помните, очень давно Блез Паскаль высказался о том, что человек это всего лишь ропщущий, «мыслящий тростник» в хаосе мира. Позже Тютчев переложил эту мысль в стихотворную форму. Вообще, идеи Паскаля оказали огромное влияние и на русскую культуру, и на русскую литературу.
Давайте посмотрим, что же происходит? Какие бы законы не открывались, какие бы блага цивилизация не несла людям, ничего не меняется и ощущения наши остаются все равно теми же, а смех на самом деле это оружие защиты. Но смех действительно добрый только тогда, когда он помогает тебе жить дальше. Например, ты видишь, как бегут люди под дождем по лужам, они мокрые, им совсем, в общем-то, не комфортно, но почему-то им смешно и весело. В ту минуту, когда ты, глядя на них, непроизвольно улыбаешься, ты действительно продлеваешь себе жизнь. Когда же ты упиваешься иронической критикой, разрушением и осмеянием ценностей, что в это время создается? Не создается ничего, только усиливается твое не очень комфортное состояние.
Еще важно помнить, что «Смех сопровождает человека всю жизнь, меняется вместе с ним, есть внешнее отражение его внутренних движений, состояний, и больше того – есть, в определенном смысле, выражение его судьбы. Между жизнью и смертью осуществляется судьба». Возможно, вы это знаете и без меня, может верите, а может и не верите… Надо сказать, что высказывание, которое я вам привожу сейчас принадлежит нашим с вами современникам, а не тем, которые исследовали смех богов на Олимпе.
«И время смеха, так же как время судьбы, необратимо, и в нем мгновение, случай, неожиданность, непредсказуемост
Хочу напомнить, что беспрерывно над судьбами людей смеялись боги на Олимпе. Они смеялись громко, круглосуточно. Отсюда пошло выражение гомерический смех. Им действительно было над чем смеяться, они смеялись над людьми. Видимо, они и научили смеяться людей для того чтобы те продолжали свой род…
У богов были свои игрушки, свои куклы. К этому вопросу постоянно люди возвращаются, возвращаются и современные исследователи, ведь без смеха, наверное, ни одной жизни, ни одной судьбы представить себе невозможно. Спонтанность, непредсказуемост
Как мы с вами не пробовали постепенно разобрать смех по косточкам, я вас уверяю, нам это не удалось. Со временем люди найдут еще что-нибудь более интересное, свойственное смеху и опять же это будет двояко, что может использоваться как со знаком плюс, так и со знаком минус.
Нельзя не отметить, одну из самых главных способностей, когда отражается субъект в объекте, говоря про картинку, когда человек приподнимает море. Это знаменитый эффект зеркала, один из самых распространенных и популярных. Здесь мы не видим девушку, мы видим только ее отражение. Здесь мы видим, что человек, в общем, видит в зеркале совершенно не то, что есть на самом деле – и это тоже, пожалуйста, иллюзорность, обман.
И важно то, что как мы видим себя в зеркале и то, какими нас видят другие – это две большие разницы. И вот уже кривое зеркало, сначала открытое практиками, учеными и исследователями, которое просто смешило людей, со временем перешло в «эффект зеркала», знаменитое «Зазеркалье», куда отправил Кэррол свою Алису, и стало серьезной игрой разума. Это тот самый эффект отражения, который присутствует в природе… Сначала человек отражался в воде, потом в стекле, дошли, наконец, до зеркал, дошли и до разных зеркал. Вообще, стремление оказаться в зеркале это невероятная потребность человека.
Мы об этом поговорим с вами чуть дальше. Помните, мы говорили, что трудно было определить, что же такое комическое, и почему оно может быть категорией. Теперь из всего, что мы с вами знаем, мы можем точно сказать, что «Комическое – это эстетическая категория, в которой фиксируется чувственно-нагля
То есть само по себе определение кажется, наверное, невероятно сложным. Но если вспомнить картинку, как приподнимает человек море и в эту минуту удваивается в его сознании то, что есть, как оно отражается, как оно осознается и, в конце концов, нелепость эта лопается как мыльный пузырь: либо смехом, либо страхом. Но страх это другая тема, мы говорим о смехе.
То есть это процесс, происходящий каждый раз: будь то маленькая шутка, удачный каламбур или иронически построенный другой мир, с использованием, безусловно, непредсказуемого и смешного. Даже героев всяких стрелялок, совершенно, как нам кажется, тупых, авторы так или иначе пытаются наделить хотя бы каким-то юмором, потому что без этого очень скучно.
Это и есть тот самый процесс, который позволяет отнести комическое к действительно эстетической категории. Встреча, момент понимания и момент осознания состоит из этих двух видимостей. Одна из них объективная видимость, которая рождается из противоречий развития самого объекта. А в данном случае изменение жизненных обстоятельств и существования человека в них. То есть акт работы ума совершился и следом за этим идет «субъективная видимость – это отражение этих обстоятельств и положения человека в них в сознании, в голове этого самого человека, участника комической ситуации».
Например, когда мы с вами смотрим ситкомы или комедии. Мы не залезаем в экран, не стоим рядом с героями, нам этого достаточно. Более того, нам иногда достаточно оценки какого-то входа в ситуацию, какой-то завязки, когда мы сами уже можем предположить, что дальше произойдет, поскольку мы уже знаем определенные свойства характера действующих персонажей. Я всегда искренне радуюсь, если создатели меня «сделали», если сделали еще неожиданнее и еще смешнее, чем мне бы того хотелось и я могла бы предположить.
Теперь вернемся к понятию виртуальность. Надо сказать, что оно взялось в классической механике еще в семнадцатом веке, как обозначение математического эксперимента. Представьте себе, расхожее слово в семнадцатом веке обозначающее математический эксперимент, включало в себя определенную двойственность. То есть «она была одновременно и мнимостью и реальностью, такой нереальной реальностью, парадоксом, допуском, как бы сном наяву».
«Также в качестве естественного физического явления виртуальность описывается и в квантовой физике, как внезапное появление виртуальных частиц, которые могут возникать «из ничего», обретая мимолетное существование, а потом опять исчезать». Правда невероятно похожи на смешинки и на смех. Вроде как бы ничего такого и не было, мы с вами на сцене или на экране, или, слушая анекдот, не были в этой ситуации, но у нас осталось очень четкое чувственное восприятие. Поэтому это возникновение внезапное и внезапное разрушение, оно и смешинкам говорит: «Ха-ха, поймал», вот что «ха-ха, поймал?» Вот поймал и поймал, возникло оно откуда-то. Это предположение, допуск того, чего нет в реальности – оно действительно все свойственно смеху. И выражение, что смех, как виртуальная реальность вполне имеет право на свое существование.
«И виртуальная система, по сути, служит реализацией исконно детского желания войти в зеркало и действовать в нем. Человек нуждается в фиктивном удвоении мира». Вот тот самый момент, когда ты сталкиваешься с какой-то непривычностью и с нелепостью. Выходя достойно из этой ситуации, ты как бы действительно становишься сильней и получаешь определенный, гормональный всплеск – тут тоже есть свои тонкости. Мы об этом не будем говорить. Человек в этом действительно нуждается, это свойственно нашей природе и все, что возникает в мире, оно, естественно, возникает неслучайно.
«И в этом смысле телевидение и компьютерные средства визуализации помогают прояснить природу человека». Другое дело, что важно остаться в рамках с каким-то чувством меры – ни с каким-то, а с правильным. «Но потребность в иллюзорной жизни, когда мир раскрывается как приключение, есть антропологическо
Напомню вам такой известный факт, что еще в середине прошлого века, именно наши советские ученые обратили внимание на тот факт, что при раскопках они не находят игрушек. В древности люди не играли, у них не было на это ни времени, ни возможности, ни умственной потребности. Может быть, даже потребность и была, потому что сейчас говорят исследователи, что свойство мозга прежнего и сегодняшнего не сильно отличаются. И волнуют нас все те же вопросы: откуда звезды на небе, почему небо синее и так далее, почему человек рождается и умирает. И как не было ответов, так их и нет.
Но далее ученые сделали очень серьезный вывод. Что чем выше уровень развития цивилизации, тем дольше игровой период, как у каждого отдельного человека в период его жизни, так и у человечества в целом. То есть развитие цивилизации подарило, так сказать, развило в нас потребность играть. И играть, естественно, стало возможно и интересно, благодаря появлению таких виртуальных миров, где можно что-то создать. Где можно полностью уйти от ответственности за все, что ты создал. Где есть и хорошее, и плохое, смешное и злое, доброе, где можно соединить несоединимое.
Где в первой попытке убитый герой потом спокойненько воскресает и продолжает по новой действовать. Персонажи могут быть смешными, мы можем их постоянно сталкивать с какими-то непривычностями. Но, тем не менее, это все равно иллюзия. Это действительно игра, что важно, этим можно пользоваться, но без смеха, без комических ситуаций, без развития сюжета, ничего этого представить невозможно.
Но во всем этом есть еще и определенная опасность, о которой я узнала, прочитав одну из современных книг о геймерах. По сюжету, когда в книге девушка регистрируется и начинает выбирать себе образ и свое место в будущей игре, ее предупреждают, чтобы она была осторожна, потому что «игра уже играет в тебя». Это и есть та самая потребность человека, зайти в зеркало и там действовать. На самом деле мы же постоянно сталкиваемся в этом мире с какими-то нелепостями, противоречиями, несправедливостя
Самое главное все-таки в смехе – это то, что он обладает способностью. Смех, смешное, комическое, комическое – как эстетическая категория, как интеллектуальная деятельность человека, который исследуется и который отражается во всех произведениях литературы и искусства. Эта способность, конечно, очень важна и виртуальность в этом смысле, возможность «оторваться» в придуманном мире – это здорово с одной стороны, а с другой стороны немножко опасно.
«И феномен смеха так же, как и виртуальная реальность является короткоживущим, так как его исходная зыбкая почва видимости-иллюзи
Не случайно поэтому все современные постановщики, обращаясь к классическим сюжетам, пытаются что-то привнести, что-то изменить, сделать современный антураж, сделать что-то такое, что будет смешным, доставит удовольствие от того, что ты посмеялся. Ты можешь увидеть какое-то отражение себя, ты что-то себе представить, ты разрушить какой-либо страх или противоречие, в конце концов, просто тебя могут развеселить нелепости высказываний или нелогичность поступков, которые совершают герои.
Но дважды, трижды, много раз над одним и тем же смеяться, уже как-то, наверное, не очень получится, захочется что-то новое. Так, приходя в коллектив с хорошей шуткой, ты завтра с такой же шуткой не придешь. Возможно, в случае насущности шутки, какой-то отклик и останется, но, тем не менее, все – оно родилось, оно вспыхнуло.
Помните, мы с вами рассматривали картинку «Вспышка», говоря о том, что смех действительно вспышке подобен. Волна такая прокатилась и все – нет, надо создавать новое. То есть оно рождается, умирает, успевает удвоиться, успевает самоуничтожиться
На этом наша с вами сегодняшняя беседа закончена. Всего доброго, до свидания.
СМОТРЕТЬ ЗАПИСЬ ПРОГРАММЫ ИРИНЫ ШУХАЕВОЙ СМЕХ КАК ВИРТУАЛЬНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ
Ирина Шухаева. Эссе о лопате и пистолете. Декабрь 2015
Ирина Шухаева. Женские образы в романах И.А. Гончарова
Лично у меня, большая симпатия к И.А. Гончарову появилась именно тогда, когда читая его произведения, я сравнивала, осознавала, сопереживала и не находила ничего пошлого, ничего скучного, ничего далекого от жизни. Меня удивляло, откуда на самом деле столько тепла и позитива, столько уважения и преклонения перед женщиной, которое, прямо скажем, писателям девятнадцатого века было не очень свойственно. Не очень свойственно и сегодня. Сегодня выпустили, можно сказать, обойму женщин-стерв, состоявшихся, эмансипированных
Нельзя сказать, что несчастны все женщины Гончарова. Каждая из них со своими проблемами, со своей спецификой, со своими понятиями, которые не одна из них, разве что кроме Ольги, не отстаивает словесно. И не случайно то, что у него женщины если и трудятся, то на почве хозяйства .
Помните, в первой программе, когда мы говорили о биографии Гончарова, я обращала ваше внимание, что он рос в достатке материнской любви, в достатке бытовом и хозяйственном. Он видел перед собой образ состоявшейся, спокойной женщины, блестящей хозяйки, любящей матери, видевшей и знавшей личное женское счастье. Безусловно, этот образ, по-хорошему впечатался и остался идеальным. Благодаря этому, женщины Гончарова усердны в работе над собой, усердны для семьи и детей, что он считает чрезвычайно важным. Но никоим образом, они не покидают той женской доли, которую он нам обрисовал. И он сделал это так симпатично, что его героини до сих пор нам близки и понятны.
Сегодня мы говорим с вами о современном прочтении. Когда я готовилась к программе и перечитывала его романы,мне иногда казалось, что многие инструкции о том, как правильно себя вести с мужчинами в некотором роде списаны с его героинь. Это и Агафья Пшеницына, в итоге ставшая женой Обломова, и Вера, с ее честностью, граничащей, как нам сегодня может показаться, с глупостью, но по жизни остающаяся в выигрыше. Вспоминается восторженная Марфенька, обожающая природу и крестьян. Она встречает своего человека Викентия, за которого счастливо выходит замуж. Это единственный счастливый брак на страницах романа «Обрыв». Поражает исключительное умение Гончарова соединить психотипы мужчин и женщин. Как это удалось писателю середины девятнадцатого века, остается загадкой. Наверное, действительно сила таланта.
Я считаю, что женские образы в романах Гончарова это абсолютные хиты нашей русской классической литературы, которые не теряют актуальности и в наше время. Я сейчас постараюсь вам это показать и продемонстрирова
Итак, женские образы романа Гончарова. Я начну с того, что приведу вам фрагмент из романа «Обрыв», когда Райский все таки собрался сесть за перо и что-то написать. Начал он с того, что обратился к женщинам.
«Женщины! Вами вдохновлен этот труд, вам и посвящается! Отдаю и свое создание, и самого себя под вашу могущественную защиту и покровительство! Долго ходил, я как юродивый, между вами с диогеновским фонарем, отыскивая в вас черты нетленной красоты для своего идеала, для своей статуи! Рядом с красотой – видел ваши заблуждения, страсти, падения, падал сам, увлекаясь вами. Звал вас именем другой силы на путь совершенствовани
Не манил я вас в глубокую бездну учености, не на грубый, неженский труд, не входил с вами в споры о правах, отдавая вам первенство без спора. Мы не равны: вы выше нас, вы сила, мы ваше орудие. Время сняло с вас много оков, наложенных лукавой и грубой тиранией: снимет и все остальное. Отбросьте же хитрость – это орудие слабости – и все темные, ползучие цели ее».
Примечательно то, что это вторая половина девятнадцатого века, и автор мужчина. Словами героя мужчины, он расписывается в том, что женщины выше, но выше в той сфере, где они и должны находиться: в любви, в семье, в отношениях, в работе над собой.
И надо сказать, что автор, расписываясь в том, что отдает свои труды под покровительство женщин, был успешен уже тогда. Как сказали бы сегодня, женская целевая аудитория романов Гончарова была от него в абсолютном восторге. С этим соглашались и толковые мужчины критики.
Тот же самый Добролюбов пишет, что «Разбирать женские типы, созданные Гончаровым, значит предъявлять претензию быть великим знатоком женского сердца. Не имея же этого качества, женщинами Гончарова можно только восхищаться. Дамы говорят, что верность и тонкость психологического анализа у Гончарова – изумительна, и дамам в этом случае нельзя не поверить…»
Итак, мы с вами говорим о том, что Гончаров создает достаточно обширную галерею женских образов. В «Обыкновенной истории» это помещица Адуева – мать Александра, это Софья – его первая любовь. Вспомните, вещественные знаки невещественных отношений. Это Наденька – в пух и в прах разбившая нежное сердце Александра. Это вдова Юлия Тафаева, от которой Александр сбежал сам, добившись взаимности. И, конечно, сломленная тетушка – Елизавета.
В романе «Обломов» нельзя не отметить, не вынесенные на первый план, но очень важные образы маменьки и няни, противопоставлен
В «Обрыве» – это главные героини Софья и Наталья, второстепенные: Полина Крицкая, Ульяна Андреевна, Марина — дворовая , мягко говоря, гулящая девушка. У каждой из них своя история, и к каждой из них Гончаров внимателен. Мы видим, как развиваются их жизнь в любви, в семье, в побегах, в поисках счастья, в соответствии между тем, что принято, положено в обществе и тем, что происходит на самом деле и к чему они стремятся.
И, конечно же, центральные фигуры – это Вера, Марфенька и бабушка. Это три «столпа», на любви к которым, покоилось сердце Райского, и, благодаря им, он смог воплотить себя в работе. По мнению Гончарова, они выполнили свою женскую задачу, помогли мужчине состояться.
Я вряд ли вас удивлю, если обращу ваше внимание на то, что большая часть сегодняшних художественно-пр
Теперь давайте рассмотрим основные черты главных женских образов, и какое влияние они оказывают на жизнь героев. Серьезное внимание обращали критики, да и сам Гончаров, именно на образ Наденьки. «Наденька, девушка, предмет любви Адуева, вышла также отражением своего времени. Ее достало разглядеть только, что молодой Адуев – не сила, что в нем повторяется все, что она видела тысячу раз во всех других юношах, с которыми она танцевала и немного кокетничала». «Она чувствовала только смутно, что ей можно и пора протестовать против отдачи ее замуж родителями». «И только могла, бессознательно конечно, как Наденька, заявить этот протест, забраковав одного и перейдя чувством к другому».
Если вы вспомните образ маменьки Наденьки Любецкой… Я его в перечне своем забыла. Она говорит: «Наденька мне вся покорная». И каждый раз говорит: «Ну что ж это такое – на лошади скачет, это делает, это делает. Господина Адуева, значит, как бы отвергла, переметнулась к графу». Именно это ее перемещение совершенно сломало жизнь Адуеву. Но, тем не менее, Наденька по-своему была революционна.
Несомненно, Гончаров, великий психолог, рукам дяди, подсунул своему герою вдову, Юлию Тафаеву. Этот тип женщины, совершенно истеричной, с требованиями и ожиданиями, к сожалению, не перевелся и сейчас. Адуев, увидев в женском лице ту же требовательность
Переходя к Ольге, я сначала хочу привести характеристику, данную ей Гончаровым, а потом поделюсь и своими наблюдениями. Гончаров прослеживает четкую связь между образами Наденьки и Ольги. Он говорит, что «Ольга есть превращенная Наденька следующей эпохи. От неведения Наденьки единственный переход к сознательному замужеству Ольги со Штольцем, представителем труда, знания, энергии – словом, силы». Если Наденька увидела отсутствие силы в господине Адуеве и метнулась к графу, который действительно, как мужчина явно более симпатичен, то Ольга пошла дальше. А если вы не читали, то просто обращайте на это внимание сразу. Гончаров очень четко и тонко показывает, что на самом деле любви между Ольгой и Обломовым не было.
Мы с Вами уже говорили о том, что Гончаров был близок с Белинским. И Белинский, разбирая любовь Онегина к Татьяне, высказал совершенно блистательные наблюдения о том, что любовь часто путают с потребностью в любви при наличии предмета, на котором эта потребность может выразиться, препятствия превращают эту потребность в страсть. Удовлетворения убивают.
Именно этот вариант взаимоотношений Гончаров подбрасывает своим героям. Он очень тонко показывает, что Ольга выделяла с самого начала Штольца, а он ее. Но Штольц привел друга, друг оказался милым чудаком. И Андрей поставил перед ней задачу – его надо изменить, она должна, она может проверить свою силу. Да, конечно, имело место и увлечение. Андрей перед этим сильно “достал” Обломова, тот тоже был уже готов к тому, чтобы меняться.
Вот это совпадение обстоятельств и породило ту самую потребность. И велика мудрость и проницательность Обломова, который все это заметил и написал в своем письме: вы любите не меня, вы любите будущую свою любовь. И оказался абсолютно прав. Описанная им попытка «поиграть в любовь», сегодня читается на одном дыхании, особенно, когда он подробно объясняет, насколько разная скорость восприятия оценки событий у мужчины и женщине, когда следует женщине остановиться и дать мужчине время.
Складывается впечатление, что многие наши дамы психологи просто списали это все у Гончарова. Возможно, они об этом и не знали, но это настолько правильно, что удивительно только одно, как это могло быть известно господину Гончарову так давно .
Все женские образы у него «обставлены и укрыты теплым одеялом», у всех есть подруги, у подруг есть мнения, с которыми нужно что-то делать. Без конца приезжают к Наденьке подруги, и она не знает, как они отреагируют на Адуева.
Например, проблема Ольгиной подруги – Сонечки, которая не может понять, как она сама один раз была замужем, а вот Ольга потерпела крах в любовной истории со Штольцем. И как же можно ей, Ольге, любить дальше, когда любовь должна быть одна и на всю жизнь. Вот такая игривая женская дружба. Процесс навязывания общественного мнения, то как это происходит в беседах, в диалогах с подругами, изображен автором совершенно бесподобно. Мы знаем, что Вера ездит к попадье. Нет подруги, разве что, у Марфеньки, но у нее подруга – бабушка и природа, что тоже, в общем, делает ей только честь.
Вот что говорит Гончаров: «…меня соблазняла мысль выставить ряд женских портретов, № 1‑й вышел неудачен; 2‑й, – умирающей Наташи, писанный, как и Беловодова, в 50‑х годах, – также бледен». Действительно обе шаблонные и скучные. «Это, между прочим, оттого, что я торопился и смотрел дальше в глубину романа, не останавливаясь подолгу на этих аксессуарных явлениях. Меня влекли уже близкие мне лица и места, где я родился и вырос: и те лица, бабушки и внучек, всего провинциального люда и дворни – и вся обстановка, по отзывам всех, вышли у меня живее». Они действительно получились у него замечательные.
Мне кажется, что переходом к «Обрыву» был образ вдовы Пшеницыной, осужденный хором критиков. Гончаров допустил мезальянс. Обломов женился на женщине ниже себя по происхождению, удивительно необразованной и безграмотной. Но вместе с тем, эта та сила женской любви, которой поклоняется Гончаров словами Райского, с чего мы с вами начали. У меня вызывает невероятное уважение то, насколько она боготворила Обломова. Когда, если помните, возникла эта история с подставной распиской, и Илья Ильич терпел бедствия, она не говорила никаких красивых, пафосных монологов. Она просто продавала вещи, чтобы по возможности сохранить ему тот образ жизни, к которому он привык. Она была безутешна в горе, когда он умер, она обожала своего сына. То есть, честно говоря, если бы меня спросили: «Кого на самом деле любил Обломов?» Я бы ответила совершенно однозначно, он любил маменьку, он любил няню. И он действительно любил Агафью, которая умудрялась заставлять его двигаться, играть с детьми, делать то, что действительно продлило ему жизнь. И, наверняка, это были не только разговоры. Если углубиться в подробности, то это тот самый голый локоть и рука с пирогом и, в общих чертах, тот идеал женщины, который рисовал Обломов в своих разговорах со Штольцем, безупречно воплотившийся в образе вдовы Пшеницыной. Этот образ — великая удача Гончарова. И, если перед вами стоит вопрос, как выйти замуж и как себя вести, то прочитайте Обломова, там все расставлено по местам.
Итак, мы переходим к «Обрыву», к его трем центральным образам. «Райский попадая, на родине, объявил ту же войну старому, отжившему. Он воюет с Бабушкою, спорит, горячится, но любит ее, как мать; схватывается и с Марфенькою и с Верою. Но воюет также из корыстных видов с двумя последними, как и с Беловодовой. Воображение, раздраженное их красотою, влечет его к победе над ними. Но одна обезоруживает его своей детской чистотой, другая – сознательною силою».
Гончаров очень четко показал, что Райский ищет победу над женщинами. Кузина Беловодова оказалась холодна и если дрогнула, то не по отношению к нему. Вера была крепка в своей любви к Марку, а потом в своей симпатии к Тушину. Именно Тушин пришел на смену Адуеву-старшему и Штольцу, как образ делового человека новой России. И точно также хорошо получился дядя. К Штольцу возникает много вопросов, Тушин скорее очерчен, но почему-то для Веры я бы видела именно такого мужа.
И, конечно, самый центральный образ – это образ бабушки. «Которая любит, чтобы ей все повиновались – и Марфенька ей милее всех, потому что она из послушания Бабушки не выйдет. Этот мотив о послушании проходит через весь роман в ее характере. На Веру она косится, что та удаляется, едва слушает ее советы, и она, поневоле, скрепя сердце, дает ей некоторую свободу».
Мудрость бабушки — сила этого образа, что, наверное, является самой большой находкой Гончарова. Властность, хозяйственность, умение вести быт, они все схожи между собой: Агафья , Анисия, Татьяна Марковна. На следующей программе мы с вами поговорим о нравах Обломовки и увидим, что женщины и там вели себя примерно также.
Конечно, самый загадочный образ, волнующий всех и по сей день – это образ Веры, ее удивительная прямота, честность, замкнутость, задумчивость. Это романтическая девушка, напрочь лишенная какой-либо пошлости, какой-либо хитрости. К хитрости, в некотором ее роде, она прибегает только тогда, когда избегает Райского, его преследований. Но он так противен в своих домогательствах и умничаньях, что я целиком и полностью на ее стороне.
Ее падение, то, что она доверилась страсти и то, как она об этом рассказала, как болела, как переживала, с кем и как смогла поделиться. И как потом отвергла Марка, который, признавая ее победу, написал ей письмо и передавал, что мол ну ладно, раз уж мол так надо, давай поженимся. В этом вся мудрость — она понимает, что нет, ей этого на самом деле не надо.
Вот та же самая потребность в любви, то же самое очень точное наблюдение Белинского, который уже проиграл Гончаров в романе «Обломов». Здесь он эту потребность удовлетворил, страсть убита, раздавлена Вера, расстроена бабушка, в диком ужасе все общество. Как это можно было?
Но, слава Богу, еще был образ Марфеньки. Добрая, отзывчивая душа, возилась с птичками, помогала бабушке по хозяйству, лечила крестьянских детей. И именно она, в чем заключается великая мудрость Гончарова, встретила такого же, «подходящего» для нее Викентия и вышла за него замуж. Ведь чудеса случаются и люди находят в жизни именно то, что ищут.
Завершая программу, я хочу сказать о том, что Райский находится под великим впечатлением этих фигур и образов. «Он чувствовал, что три самые глубокие его впечатления, самые дорогие его воспоминания, бабушка, Вера, Марфенька – сопутствуют ему всюду, вторгаются во всякое новое ощущение, наполняют собой его досуги, что с ними тремя – он связан той крепкой связью, от которой только человеку и бывает хорошо.
Три фигуры следовали за ним и по ту сторону Альп, когда перед ним встали три другие величавые фигуры: природа, искусство, история… И всегда за ним стояли, горячо звали его к себе – его Вера, его Марфенька, его бабушка. А за ними стояла и сильнее их влекла его к себе – еще другая, исполинская фигура, другая великая «бабушка» – Россия.
Это отождествление, это сравнение образа Татьяны Марковны Бережковой и великой бабушки, с образом страны консервативной, патриархальной, со своим укладом, со своими преданиями, со своими правилами, со своим удивительным теплом и любовью тоже принадлежит самому Гончарову. Так кончается «Обрыв», это не придумано критиками. В своей статье он сам говорит насколько его увлекали и потрясали эти образы. Еще раз призываю вас, при работе с творчеством Гончарова, если некогда читать сами романы, то лучше прочитать его работу «Лучше поздно, чем никогда».
И, заканчивая, хочу отметить, как много было споров, особенно вокруг бабушки. Как он разрешил бабушке совершить падение, ее образ развенчан. Совершенно не согласна с этой точкой зрения. Если бы этого не случилось, не получилось бы и той глубины у «Обрыва», который произошел между всеми героями, но разве что кроме Марфеньки.
Итак говоря словами Гончарова: «Обе бабушки – и Татьяна Марковна и старое русское общество – оплакали свой «старый грех», разрушивший счастье покоя, тишины и дремоты, – грех недостатка прозорливости, живой заботливости о новых живых нуждах для свежих и молодых сил, грех своего упрямого и добровольного неведения, беззаботности, неосновательных страхов! Они поняли, наконец, что жизнь не стоит, а вечно движется!» Видимо, так можно сказать и сегодня о некоторых бабушках, которые помнят еще другие эпохи и предания своих бабушек и о какой-то невероятной странной духовности нашей страны, о той самой русской душе. А душа – слово женское. А женские образы Гончарова – это просто какое-то чудо, которое чудо и сегодня, и завтра, и, наверное, будет всегда.
На этом наша с вами программа закончена. Всего доброго, до свидания.
СМОТРЕТЬ ПРОГРАММУ ЖЕНСКИЕ ОБРАЗЫ В РОМАНАХ И.А. ГОНЧАРОВА
Ирина Шухаева. Поэты тютчевской плеяды.
- Здравствуйте, уважаемые зрители. Мы с вами продолжаем говорить о жизни, творчестве и литературном наследии Фёдора Ивановича Тютчева. Естественно, любой поэт, художник, мыслитель, чья деятельность осталась в сокровищах человеческой мысли, для того, чтобы мы с вами могли снова к этому обратиться, никогда не бывает одним- единственным, даже если он представитель какого-то яркого периода общественной жизни. Это всегда часть жизни литературной, часть жизни общественной, светской, особенно, в тот период, о котором мы говорим.
Надо сказать, что как раз ХІХ век для России был очень богатым. От восхода русской литературы до такого резкого расцвета и развития, когда исследователи литературы, будучи при этом замечательными поэтами и писателями, в середине и ближе к концу ХІХ века начали говорить о том, что дальше, наверное, будет только увядание и повторение. Тем не менее, история нашей страны, развитие общественной мысли, красота, сила, мужество и самобытность русского духа, отражающиеся в творчестве любого представителя нашей словесности, литературы или философской мысли, не даёт никому остановиться, уснуть на лаврах. И даже если сегодня кажется, что всё кончилось, то мы с вами точно ошибаемся, и со временем обязательно кто–то выйдет на первый план, как, спустя больше чем 150 лет, из всего окружения того поэтического периода в России, а первое место вышел Фёдор Иванович Тютчев.
Долгие годы он был в тени своего современника Александра Сергеевича Пушкина, почему-то их сравнивали, несмотря на то, что Тютчев был также современником и Лермонтова. В современной истории литературы есть тенденция выделять две величайших плеяды поэтов, которые жили и работали в первой половине ХІХ века. Речь идёт о знаменитой Пушкинской плеяде – это Жуковский, это, конечно, сам Пушкин, Антон Дельвиг, Евгений Баратынский, герой войны Денис Давыдов – люди, которые работали на удивительном подъёме, их сильный расцвет был до декабристского восстания. Потом, как вы знаете, правительство опомнилось, и начались более жёсткие меры. Говорят о том, что распалась и сама плеяда.
Все наши поэты получили блестящее образование. Образования, к сожалению, русского на тот момент ещё не было: знакомились с переводами, с признанной классикой мировой поэзии и философской мысли. Только складывались на тот момент и литературоведение, и критика. Большое количество подражателей появилось у каждого представителя Пушкинской плеяды, в том числе и у самого Пушкина. И это привело к тому, что интерес к поэзии начал резко-резко падать, тем более что и Пушкин, и Лермонтов писали совершенно бесподобную прозу. Начинал писать Гоголь, кроме французских романов, переводами которых зачитывались и которые обсуждали, вдруг стали появляться свои, и это стало безумно интересно: и обсуждать, и разбирать романы казалось тогда легче, чем стихи. Это конечно спорный вопрос, но интерес к поэзии падает. Пушкин перестаёт в «Современнике» печатать свои стихи.
Те Тютчевские 24 стихотворения, присланные из Германии, которые в 1836 году вышли в Пушкинском «Современнике», тоже не находят никакого отклика. А это те стихотворения, которые сейчас признаны шедеврами не только русской, а мировой, просто всемирной поэзии. И вот интересно говорил Белинский:
«Как медленно и нерешительно шёл, или лучше сказать, хромал Карамзинский период, так быстро и скоро шёл период Пушкинский. Пушкинский период был самым цветущим временем нашей словесности…» ( В. Г. Белинский Литературные мечтания)
Разбирая тенденции новой поэзии, а именно, тех поэтов, которые объединились в «Общество любомудров» под руководством Семёна Егоровича Раича (мы с вами знаем, что это был домашний учитель, наставник и друг Ф. И. Тютчева), и, размышляя над тем, к чему приведёт их стремление — насытить поэзию непременно мыслью, он говорил, что любая цель вредит поэзии и назначив себе такую высокую цель, надо обладать и великими средствами, чтобы её достойно выполнить. В этом он абсолютно прав. Из-за этого многие произведения обнаруживают более усилия ума, чем излияния горячего вдохновения. Всё это теперь не больше как воспоминания о каком-то весёлом и давно минувшем времени. Роман всё убил, всё поглотил, а повесть, пришедшая вместе с ним, изгладила и следы и всего этого.
И интересно, то, что как-то очень рано ушли из жизни те, кто могли бы идейно вдохновить направление любомудров — философия, мысль, поэзия как работа, а не просто, как красота, описывающая там путешествия или любовные страдания. То есть такое вот стремление сделать отечественную поэзию серьёзной, конечно было правильным и конечно, должно было принести свои плоды, потому что Тютчев в этом обществе был с самого начала. И все поэты-любомудры старались его всегда поддерживать, читали все его произведения, помогали его печатать и привлечь к нему внимание, но, действительно, период говорил о том, что есть определённый серьёзный спад интереса к отечественной поэзии.
Тютчевская плеяда – это конечно сам Тютчев, это, безусловно, Фёдор Глинка, это Бенедиктов, Степан Шевырёв и Алексей Хомяков. И это далеко не все, просто с их краткими биографиями и некоторыми стихотворениями мы сейчас познакомимся, просто для того, чтобы было видно насколько важно, чтобы мысль не давила над стихом и стих не становился утомительным. Потому что Шевырёв Степан Петрович, цепляя Пушкина с его кажущейся лёгкостью, написал ему стихотворение, состоящее из 154 строчек. Вы знаете, мыслей там больше чем достаточно, но читать его практически невозможно. Опять же, в отличие от любых стихотворений Тютчева, которые не длинные, ясные, лаконичные, понятные, пронзительные и отмеченные, конечно, несравненным божественным даром.
Что же положили в основу любомудры и почему так они считали важным насытить поэзию мысли? Потому что пришло время развивать отечественную философию, и надо сказать, что практически все из них считали поэтическое свое творчество второстепенным.
«Философия и применение оной ко всем эпохам наук и искусств – заслуживающих особенное наше внимание предметы, тем более, необходимые для России, потому что она ещё нуждается в твёрдом основании изящных наук и найдёт ещё основание, сей залог своей самобытности и, следственно, своей нравственной свободы в литературе, в философии». (Д. Веневитинов)
Извечный вопрос влияния Европы на Россию, и какой же у России путь — свой или поражаемый, и к чему это может привести, точно так же в литературе. Поэты общества любомудров озадачились тем, что отечественная нравственность должна развиваться именно под влиянием философии.
Ф.И. Тютчев, занимающий среди них такое лидирующее положение, о его поэзии сейчас наступает время немного обобщить. Вадим Кожанов в своей работе говорит, что в основе лирики Тютчева лежат стихи и мысли, и мы должны помнить, что это не черта индивидуального своеобразия поэта. Лирика Тютчева являет собой с этой точки зрения характерное, закономерное порождение целой поэтической эпохи. Лирический герой этой поэзии должен быть, прежде всего, мыслителем. Не путешественником, не любовником, не созерцателем, а именно мыслителем – человеком, работающим духовно. Этот человеческий образ, образ мыслителя, обладает настолько всепроникающей мощной энергией, что идеи, выраженные в том или ином стихотворении, предстают не как самостоятельное содержание, а только как своего рода духовные жесты этого образа мыслителя. И образ этот, открытотсоотнесён со всей беспредельностью природой и историей. Вот это у Тютчева действительно очень ярко. Помните?
«По высям творенья, как бог, я шагал,
и мир подо мною недвижный сиял».
«Связан, соединен от века
Союзом кровного родства
Разумный гений человека
С творящей силой естества.
Скажи заветное он слово —
И миром новым естество
Всегда откликнуться готово
На голос родственный его».
И сейчас скажу вам несколько слов о некоторых поэтах и приведу фрагменты в стихотворениях, просто для того, чтобы почувствовать, насколько они все говорили, думали и старались писать об одном и том же и насколько чуть-чуть выше всех был Ф. И. Тютчев. А вы видите его тётку, Глинка, правда Фёдор не Иванович, а Николаевич, но принадлежит он, как о нём говорили, к малому числу наших поэтов исключительно благодаря своей неповторимости, своей обычности и своему собственному пути. Именно за это его очень любил и ценил Тютчев, читал его всегда с большим удовольствием, потому что тот умудрялся никому не подражать и писать совершенно самобытные стихи.
В 1885–1886 г.г. и в 1812 году Фёдор Глинка состоял адъютантом при генерале Милорадовиче, после чего он вступил в Масонскую ложу, потом поддерживал все союзы декабристов, и от сибирской ссылки его спасло только то, что за него заступился лично Милорадович. Он был сослан в Олонецкую губернию, оттуда вернулся, продолжал жить в Москве и в Петербурге, что было практически нонсенсом для людей, которые попали, как сочувствующие декабристам – такие первые серьёзные политические заключённые в стране. Он ходил на гражданскую службу, он очень увлекался археологией, был всесторонне развитым человеком и писал очень свои обычные стихи.
«Как стебель скошенной травы
Без рук, без ног, без головы,
Лежу я часто распростертый,
В каком-то дивном забытье,
И онемело все во мне.
Но мне легко; как будто стертый
С лица земли, я, полумертвый,
Двойною жизнию живу
Покинув томную главу —
Жилье источенное ею,—
Тревожной мыслию моею,—
Бежит — (я вижу наяву) —
Бежит вся мысль моя к подгрудью,
Встречаясь с жизнью сердца там,
И, не внимая многолюдью,
Ни внешним бурным суетам,—
Я весь в себе, весь сам с собою…
Тут, мнится, грудь моя дугою
Всхолмилась, светлого полна,
И, просветленная, она
Какой-то радостью благою,
Не жгучим, сладостным огнем,
Живет каким-то бытием,
Которого не знает внешний
И суетливый человек!»
Это фрагмент из стихотворения «Иная жизнь». Есть ещё у него очень забавное стихотворение, пророческое абсолютно, сейчас увидите, оно называется «Две дороги»:
«Тоскуя — полосою длинной,
В туманной утренней росе,
Вверяет эху сон пустынный
Осиротелое шоссе…
А там вдали мелькает струнка,
Из-за лесов струится дым:
То горделивая чугунка
С своим пожаром подвижным.
Шоссе поет про рок свой слезный,
“Что ж это сделал человек?!
Он весь поехал по железной,
А мне грозит железный век!..
Давно ль красавицей дорогой
Считалась общей я молвой?
И вот теперь сижу убогой
И обездоленной вдовой.
Где-где по мне проходит пеший;
А там и свищет и рычит
Заклепанный в засаде леший
И без коней — обоз бежит…”
Но рок дойдет и до чугунки:
Смельчак взовьется выше гор
И на две брошенные струнки
С презреньем бросит гордый взор.
И станет человек воздушный
(Плывя в воздушной полосе)
Смеяться и чугунке душной,
И каменистому шоссе.
Так помиритесь же, дороги, -
Одна судьба обеих ждет.
А люди? — люди станут боги,
Или их громом пришибёт.»
Такое забавное стихотворение, можно сказать, предсказал, что люди перестанут ездить на поездах и начнут летать. Дальше обращаю ваше внимание, на то, что двойственность слова, мысли, раздвоение человеческой природы — ещё то, о чём писал Блез Паскаль — о непознаваемости, о бесконечности, о невозможности постичь соединения духа и тела, уход от суеты, что происходит у человека в душе. Небо, море, звёзды, грозы, слова бездна и мысль, наверное, просто можно сбиться со счету, если попробовать посчитать сколько раз они их все употребляют, но получается по-разному. Вот ещё тоже буквально несколько строчек:
«Но в сердце есть отломок зеркала:
В нем видим мы,
Что порча страшно исковеркала
У всех умы!
Замкнули речи все столетия
В своих шкафах;
А нам остались междометия:
“Увы!” да “Ах!»
И это тоже Федор Глинка. Несколько слов я вам скажу об Алексее Степановиче Хомякове. Это такой наш ответ эпохе возрождения. Этот человек был одновременно филологом, историком, богословом, философом, занимался политической экономией, был поэтом, журналистом, техником, изобретателем, медиком, архитектором, живописцем, спортсменом, охотником, миссионером, который вёл дебаты с раскольниками, и при всём при этом, он ещё был рачительным помещиком. Своим стихам, также, как и Тютчев, придавал весьма второстепенное значение. Больше известен как основоположник течения славянофилов и послушайте, какие он писал стихи:
«В час полночный близ потока
Ты взгляни на небеса:
Совершаются далеко
В горнем мире чудеса.
Ночи вечные лампады,
Невидимы в блеске дня,
Стройно ходят там громады
Негасимого огня.
Но впивайся в них очами –
И увидишь, что вдали
За ближайшими звездами
Тьмами звезды в ночь ушли.
Вновь вглядись — и тьмы за тьмами
Утомят твой робкий взгляд:
Все звездами, все огнями
Бездны синие горят.
В час полночного молчанья,
Отогнав обманы снов,
Ты вглядись душой в писанья
Галилейских рыбаков, -
И в объеме книги тесной
Развернется пред тобой
Бесконечный свод небесный
С лучезарною красой.
Узришь — звезды мысли водят
Тайный хор свой вкруг земли.
Вновь вглядись — другие всходят;
Вновь вглядись — и там вдали
Звезды мысли, тьмы за тьмами,
Всходят, всходят без числа, -
И зажжется их огнями
Сердца дремлющая мгла».
«Сумрак вечерний тихо взошёл,
Месяц двурогий звезды повёл
В лазурном просторе,
Время покоя, любви, тишины,
Воздух и небо сиянья полны,
Смолкло роптанье разгульной волны,
Сравнялося море.
Сердцу отрадно, берег далёк;
Как очарован, спит мой челнок,
Упали ветрила.
Небо, как море, лежит надо мной;
Море, как небо, блестит синевой;
В бездне небесной и бездне морской
Всё те же светила.
О, что бы в душу вошла тишина!
О, что бы реже смущалась она
Земными мечтами!
Лучше, чем в лоне лазурных морей,
Полное тайны и полно лучей,
Вечное небо гляделось бы в ней
Со всеми звездами».
Всё то же самое – небо, море, звёзды, состояние человека, но чуть более долго, чуть более тяжеловесно, о, тем не менее, было направление мысли, которое конечно отразилось в поэзии Тютчева, потому что многие из любомудров часто приезжали за границу. Они встречались и там, проводили свои встречи, беседы, обсуждения. Тютчев всегда при этом присутствовал и верно то, что он ни один был такой. Это было направление, просто Тютчев стал более ярким его представителем, наверное, чуть-чуть более талантливым, я бы сказала просто, — совсем гениальным.
«Заря! Тебе подобны мы -
Смешенье пламени и хлада,
Смешение небес и ада,
Слияние лучей и тьмы»
Это тоже Хомяков и это тоже парадоксальное соединение в природе странных явлений, тоже — самое, что происходит и в душе человека.
И несколько слов о Степане Петровиче Шевырёве. Он долго был идеологом и вдохновителем работы «Общества любомудров». Его первые стихотворения очень высоко оценили и Пушкин, и Жуковский, но случилась с ним такая небольшая остановка в развитии. Он был очень консервативен, никак не мог смириться с тем, что убеждения иногда не то, чтобы нужно менять, но как-то можно быть и гибче, и мягче. Начиная с такого всеобщего одобрения, потом был немного осмеянный. Его же ученики писали про него очень, к сожалению, злые эпиграммы и уже в конце жизни его творчество было немного забыто. Получил он блестящее домашнее образование, служил в Московском архиве Коллегии Министерства иностранных дел. Был очень близок с Гоголем, много помогал ему, читал корректуру его сочинений, налаживал связи с книготорговцами, но вот есть какой-то оттенок нелепости в его жизни. Тоже писал, как я уже говорила с грозами и с всякими природными явлениями:
«Гром грянул! Внемлешь ли глаголу
Природы гневной — сын земли?
Се! духи и горе и долу
Её вещанья разнесли!
Она язык свой отрешает,
Громами тесный полнит слух
И человека вопрошает:
Не спит ли в нём бессмертный дух?»
Этот вопрос – непрестанной духовной работы в человеке, он любомудров всех очень волновал. И это правильно. Ещё одно стихотворение, оно очень долгое, поэтому я вам его всё читать не буду, хотя хотела немного «помучить» и показать, насколько отличался Тютчев от своих единомышленников именно в творчестве:
«Мне Бог послал чудесный сон:
Преобразилася природа,
Гляжу – с заката и с восхода,
В единый миг на небосклон
Два солнца всходят лучезарных
В порфирах огненно-янтарных —
И над воскреснувшей землей
Чета светил по небокругу
Течет во сретенье друг другу.
Всё дышит жизнию двойной:
Два солнца отражают воды,
Два сердца бьют в груди природы —
И кровь ключом двойным течет
По жилам Божия творенья,
И мир удвоенный живет —
В едином миге два мгновенья».
И дальше очень, очень длинное стихотворение о том, что всё-таки они, два светила, вступили между собой в конфликт, и началась гроза, буря, стихия — вообще полный кошмар. Конечно, плохо пересказывать стихотворение, но заканчивается оно строчками, что слава Богу, что я проснулся, но в душе каждого из нас такое может происходить. Очень интересные тоже стихи, достаточно своеобычные и вот яркий пример тому, как говорил Белинский, — произведения, в которых видна работа мысли, но нет дыхания поэзии, нет дыхания таланта – это не стихотворение, написанное в порыве вдохновения, естественно под воздействием каких-то мыслей, а это немного такая вымученная поэзия и, к сожалению, во многих стихах у поэтов любомудров встречается.
И в завершении успеваю вам несколько слов сказать о Владимире Григорьевиче Бенедиктове. Он воспитывался в Олонецкой гимназии в Петрозаводске, затем долго служил, участвовал в походе против польских повстанцев, потом оставил военную службу, поступил в Министерство финансов и до конца своей службы занимал должность члена правления государственного банка. Был членом корреспондентом Императорской Санкт-Петербургской Академии Наук. Его стихотворение называется «Сон»:
«И жизнью, и собой, и миром недоволен,
Я весь расстроен был, я был душевно болен,
Я умереть хотел — и, в думы был углублен,
Забылся, изнемог — и погрузился в сон.
И снилось мне тогда, что, отрешась от тела
И тяжести земной, душа моя летела
С полусознанием иного бытия,
Без форм, без личного исчезнувшего “я”,
И в бездне всех миров, — от мира и до мира –
Терялась вечности в бездонной глубине».
И другое, просто чтобы показать, насколько всё равно при этом они все старались быть разными. Стихотворение называется «Вулкан»:
«Нахмуренным челом простерся он высоко
Пятою он земли утробу придавил;
Курится и молчит, надменный, одинокой,
Мысль огнеметную он в сердце затаил…
Созрела — он вздохнул, и вздох его глубокой
Потряс кору земли и небо помрачил,
И камни, прах и дым разбросаны широко,
И лавы бурный ток окрестность обкатил.
Он — гений естества! И след опустошенья,
Который он простер, жизнь ярче осветит.
Смирись — ты не постиг природы назначенья!
Так в человечестве бич — гений зашумит –
Толпа его клянет средь дикого смятенья,
А он, свирепствуя, — земле благотворит».
Лишний раз показывает, что недосягаемость мира лучше всего в своих стихотворениях высказал Федор Иванович Тютчев. На этом наша с вами сегодняшняя программа закончена. Всего доброго, до свидания.
