Сайт писателя Ирины Шухаевой

“Буквенный угар” Лары Галль. Лика у Лары украла кораллы.
(а также кофе, шоколад, вино из зеленых слив, крем за сто баксов…)
Попытка критики или поиск героини.

Начало. Ух, как это важно! Ого – она прячет счет, а он заметил… Затаиваю дыхание – сейчас начнется!!! Бесхитростная симфония скелетов в шкафах семьи…
А фиг вам! Вот сразу четко и сказано – про любовь заочную… И про брак возрастом в двадцать лет… Так что выдохните – никакого экстрима не будет.
Будет книга из разряда тех, которым все можно. Как Обломову можно собираться встать с постели на протяжении почти двухсот страниц… Так, забегая вперед, честно скажу, что и наша героиня ничего не будет делать двести шестьдесят страниц.
Поэтому она будет мучится, с чего начать… Начнет со Швеции… А почему нет? А кто вам обещал драйв? Сюжет, композицию, мотивацию. Может, вам еще драматизму? Обнаглели… Кафке тоже было плохо (это если вам до сих пор еще хорошо)…
Уф, позади Швеция… О нем немного… Я тоже пока не знаю кто и что… Это – потом… Сейчас про дочку, которая паспорт потеряла. Про тюрьму… Ну и что? Булгаков тоже обещал про вечную любовь писать, а сам… А вы все ж хочите про любовь? А объем кто будет делать?
Вам надо о высоком. Она запросто разговаривает с Богом. И вначале были письма. Уф, добрались. Это будет роман, состоящий из писем.
К первой главе известно что Она… Имеет брак, дочь, была в Швеции, писала рассказы в сети, общалась на форумах… И сказал ей герой – ты божественная женщина…
Первое письмо прямо так интеллигентно содержит вопрос к нему о трех женщинах, с которыми он жил по нескольку лет… Интрига, буквально. Ну и про нее – брак, ей сорок. Нормально. Классический возраст современной Золушки. Во всех пузырьковых версиях «все получила» или «все потеряла» (реже «все бросила») происходит именно в этом возрасте. Ее брак можно назвать счастливым, но ей кажется, что лучше бы ей жить одной. Миллионы женщин обязаны подписаться под этой фразой. Мы на крючке…
У меня закрадывается подозрение, что дальше «бы» дело не сдвинется, но все впереди… Это пока 14 страница. Главная героиня не проявляется так долго, что, видимо, в ней и сконцентрирована вся соль, нет – угар…
Ну, вот – долгожданные подробности. Она на фото – красотка. Но фото делал фотограф. Она о нем написала рассказ. Готовы? Вперед в дефицит реальности. Сочный рассказ. Конкретный.
Героиня вернулась, пишет письмо герою. Пошла 21 страница. Учится в академии по специальности… Пишет – переплавительное образование. Это уже что-то… Лет то 40. Нашла себя? Или хронически учится? Или бежит от себя в очередную якобы занятость? Интересненько.

«Озабочена тем, чтобы сказать самую исчерпывающую правду (ну если она никого не ранит». Вот это замутила… Что же ты на первой странице мужу всю правду не сказала? А? Ну да – она его ранит… Что ты, подруга, начинаешь меня раздражать… Сочувствие, сопереживание, готовые подключиться (а я благодарный читатель) уже завяли, но осталось любопытство. Это нормально, это мощный двигатель читательского интереса. Держимся дальше.
О! Она – отшельник в миру! Ух! Сколько я знаю прячущихся за эту маску… И как я их не люблю. За что? Да наверное, скоро героиня мне напомнит…
УРА! Героиня обрела имя – Лика! Ну, привет, сорокалетний отшельник, странный правдолюб, путешественница, красотка на фото, жена, мать, автор писем.
Дважды ура! Он – Игорь! И тебе, герой, не хворать…
Тем временем Лика сообщает, что нет у нее ответа на вопрос «кто я?»… О как…Дальше Лике сказали, что «есть люди окраины-маргиналы… они никогда не бывают счастливы… они слишком умны, подчас гениальны, но несчастны…»
ВАУ! Лике, конечно, это понравилось, и она немедленно напялила это на себя. Правильно. Героиня то пока – голая. Так надо… Сколько желающих найдется напялить на себя ум и несчастье… Все под колпак к Лике (пока занят Мюллер).
А если я не очень умна и не гениальная и не несчастная…. Бросать читать, что ли…
Может Игорь сейчас ее мозги перебродившие то вправит? У меня еще есть надежда…
Упс! Она почитала его вещи и поняла, почему он на нее «запал».
Я оскорблено закусываю губу… Мне, читателю его вещи неизвестны. Первая серьезная фига. Ладно, прощаю.
Дальше рассказ «без наркоза» про Митьку, написанный в «бешенном порыве сочувствия».
Тетя Лика, мне трудно воспринимать тебя почти ровесницей, ты какая-то странная… Отмечаю, однако, что Лика заявляет о высокой степени исповедальности в своих рассказах. Позволяет ли мне это черпать недостающую информацию? Из недр так сказать, творчества. Мне уже понятно, что Лику я буду складывать из лирических отступлений, писем и рассказов… Допустим – оно мне надо…
Итак, Лика злилась и недоумевала… Что можно оставить одного и уйти к другому… А лет то сорок. И чего потрясающего в этом случае?
Но – ура! Скоро она попытается!!!! Точно – Обломов в юбке. Первые тридцать страниц позади, но заявлена попытка… И я уже почти уверена, что ничего более попытки, но вдруг?
Лике интересно, чем привлекла Митьку женщина. Ладно, сделаю вид, что мне тоже это надо.
«Она остро-молчаливо-несчастна…» Аналогия очевидна.
Она ушла. Может….И Лика выйдет из своего сомнамбулического состояния. Ну, Лика, давай!!!
Не, она продолжает писать Игорю письмо и просит в нее не влюбляться… У них внегендерный диалог… То есть, блин, только высокая проза впереди… то есть все сверх-сверх…
А еще из Ликии хорошая старшая сестра получается! Вот! Не тетка она мне будет, не ехидна – нет… Сестрица!!!
Я правда, маловато про тебя пока знаю, обломки мозаики заветривают свои края. И мне не нужно фото Игоря с которым ты ничего не собираешься делать! Сходи уже в магазин, что ли, поясни, какое время года… Ну, хоть кофе попей! Оживи, Лика, я начинаю скучать…
А она с ним уже прощается… Ну чего ты там дурацки истолковала. Про тебя ничего неясно, а он вообще фантом-бабник… В экзистенциальном кризисе… С двумя дочерьми…
Тягомотные расшаркивания, она его понимает, он не хочет влезать в счастливую семейную жизнь… Блин, что они еще 130 страниц делать будут?
Так по сути – мужа она не любит, но очень любит свои условия жизни и когда мужа нет дома. И сколько таких Лик? Остро несчастных?
О, вот оно- ее полюбили и она полюбила. Оказывается, что это несчастье…. Это слово мне просто начинает надоедать…
А у них одинаковые нравственные планки… Так держать, ребята… Ладно, я на все согласна – давай про планки…
Жаль, что Нарцисс был конкретно мужчиной. Лика ищет отражение себя в мужчинах, балдеет от найденного сходства… Эта музыка будет вечной… И… одинаковой… Со словами – несчастье и боль. Поскольку они гипотетические, просто от страха, то и противоположных, то есть позитивных эмоций не будет….
Можно бросать книгу. Страница 40. (Привет редакторам).
Лирическое отступление…(это заразно). Звонил Сахранов, напомнил , что Лара – уникальна, стиль у нее неповторимый…. Лара – да, но что тут с Ликой…
«От этого методичного убивания любви и начала писать…»
Это Лара или Лика, блин!!!
Мне, в любви неущербной, лучше бы этого не знать… Вообще, все ясно. Лика, дружище, мы просто разные.
Пошлость и банальность – спутники НЕжизни. И никого никому не раздавали в пожизненное пользование. Красиво сказано, но пошло…
И я не верю твоей боли, потому что она бывает настоящей… А психология у тебя гадкая, это ты верно заметила, Лика…Ты вышла замуж. Он – хороший, выгодный, жизнь твоя сытая и довольная. Но, эти мудрые древние давно сказали – все чувства приводят к любви, кроме чувства благодарности… И это тема!!! Это тема, а не страдания вместо и около жизни, примеряние чужих одеял и поиск своего отражения в таких же несчастных глазах.
Стакан наполовину… Мой полный, твой – пустой. Лика, никто не знает, кого больше, пустых или полных.
Ты, Лика, получилась классная своей недоговоренностью. Каждый, а особенно каждая несчастная, но… В семье, обеспеченная, спокойная, дорожащая своим комфортом, достатком, статусом найдет столько высоты и красоты в этой книге, всплакнет, возгордится, приложится к кресту, который тащит Лика и… может быть станет чуть более живой? А вдруг – настоящей?
Для первой книги вообще все нормально. И стиль – точно имеется… Помните, такое замечательное стилистическое произведение, что включает в себя «Сказку про белого бычка»…
Уверена, что вторая книга автора точно не станет про белую…

А если посмотреть на текст по образу и подобию нашему? То есть определить, что надобно тексту душу иметь, ну, и тело. Когда бы и то, и другое было в каждом тексте, много бы их являлось на свет настоящими.
Вот первый образец. Как ладно сложен, как мощно и уверенно двигается, какие кренделя буквально акробатические выделывает. А даже если и замрет – то величественно, загляденье просто. Назовем тебя ТЕКСТ-АТЛЕТ.
А это? Одни, с позволения сказать, кости. Бывают подвижные, а бывают и совсем, извините, окаменелости. ТЕКСТ-СКЕЛЕТ.
О, пожалуйте, полная противоположность. До костей, то бишь до основы – вовек не добраться. Многие слои жира, а все от обжорства и неумеренности в поедании подробностей жизни. ТЕКСТ-ОБЖОРА.
Этот хромает, видит одним глазом, весь задубелый, кашляет, хрипит и ругается. ТЕКСТ-ПИРАТ получается.
Или вот образец удивительной однотипности сложения и движения. Как его ни крути – в одно и то же упирается. Назвала ТЕКСТ-ФАНАТ. (Обижается).
Покажись, следующий, свету белому. Весь тощий, прозрачный, то ли есть, то ли нет…Ах, ты только ночной, пугливый, стонешь, вздыхаешь, страдаешь, пугаешь. ТЕКСТ-ПРИЗРАК. (Днем не узнаешь).
А этот издали весь такой симпатичный, пластичный и динамичный, а ближе: за что ни возьмись – все растекается, как краска смывается. САХАРНЫЙ ТЕКСТ.
Вот такие пока получаются.

Хочу поделиться некоторыми результатами размышления и исследования собственных взаимоотношений с образом моря.
Мне думается, что все, что происходит с личностью автора, так или иначе, находит свое отражение в его творчестве. Оттого творящим людям так важна работа над собой.
Стало интересно, как можно связать с моими проблемами то, что происходит с «моим морем». Сначала море замерзло, потом оно высохло. Поговорила с психологом.
— Понимаешь, что-то происходит со мной… Ты же знаешь – принимаю любые выводы и заключения, потом как-то с ними живу, думаю, что-то меняется.
— ОК, давай по порядку. Насколько я помню, тебе приснилось замерзшее море, и тогда больше всего ты помнила свою обиду: ты прибежала купаться, а море замерзло. Стихотворение получилось уже более удручающим, там уже не просто обида. Согласна?
— Да.
— Что тебя больше раздражает: жара или холод?
— Холод, конечно.
— Почему «конечно»? Это лично твое. То есть холод – это отрицательное воздействие?
— Одно из самых отрицательных.
— А море – оно теплое, доброе. Когда тебе холодно, ты какая?
— Злая, неадекватная. Да бешеная просто…
— То есть ты стремилась к теплу, а встретила то, что больше всего не любишь?
— Угу, и что это значит?
— Опять бежишь? Теперь море, которое высохло в притче. Ты ведь давно знала эту историю, но она тебя не волновала настолько, чтобы записать?
— Меня это и удивило, почему она снова поселилась в моей голове. Ведь все, что цепляет меня в жизни, отстает только тогда, когда становится записанным. Причем это должно мне понравиться, отпустить.
— Написала, и не отпустило?
— Выходит, что так…
— Ну и нормально. Смотри, что получается. Для тебя море – некий идеал помощи, поддержки, расслабления. Ты слишком ценишь воду, и это тоже твое личное… Потерять воду в конце пути — вот что тебя сейчас больше всего поразило. Ты же сама говорила: чтобы не случилось – нужно войти в большую воду. В море…
— То есть мне надо теперь переходить к океану?
— Мысль правильная, но ведь океан – это тоже вода. И ты запросто снова заморозишь или высушишь его. Здесь срабатывает еще и накопленная в подсознании информация об экологической опасности для воды на земле. Ты чутко это воспринимаешь, и результат накопления приводит тебя к таким странным действиям с привычными ранее образами. В тебе происходит некая смена идеала. Помнишь, ты рассказывала, как говорил твой папа: идеалы в нас самих. Вот твой идеал перестал тебе соответствовать. Ты готова его заменить другим. В этих эпизодах твоего творчества прячется страх разочарования, потери, лишения опоры.
— О как…
— Нормально. Попробуй подумать, что не замерзает и не высыхает, что ты сейчас воспринимаешь как некую незыблемую стабильность?
— Может, свет… Ведь он не может высохнуть или замерзнуть… Но море – оно такое большое… Мне жалко с ним расставаться. Оно – могучее…
— Вряд ли ты победишь теперь свои сомнения. Кстати, вернись к мысли об океане.
— Океан… Свет… Океан света… И что, в нем можно плавать? Мне?
— Если я тебе сейчас скажу, что не «можно», а нужно – ты мне пока вряд ли поверишь. Но у тебя впереди много интересного…
— А как же мое море?
— Расставание с идеалом процесс болезненный, но неизбежный. Поэтому твое море мерзло и сохло. Бросалось, так сказать, из крайности в крайность. Теперь стремись дальше, твое море всегда будет с тобой таким, каким ты его любишь. Могучим, верным другом…
P.S. Еще раз спасибо инициаторам конкурса «О море». Мой личный результат превзошел все ожидания!

Представляете, еще год назад в это время я и не знала, что есть такой портал «Что хочет автор?».
В начале июля прошлого года моя начальница отправилась в отпуск, и у меня появилось немного времени. Дочь меня постоянно попрекала: мама, что-то ты давно не выигрывала никаких конкурсов. В чем дело? Действительно, надо посмотреть, не ищут ли где-нибудь именно меня. Набираю в поиске «литературные конкурсы», и начинается…
Почему-то мне на этом портале сразу понравилось. Еще сразу попала в проект «Взаимного рецензирования», тогда Илья Майзельс (интересно, кто таков? Кроме того, что руководитель сайта) набирал команду первооткрывателей и я, конечно, встряла. Рецензии писать – это же моя работа, запросто.
Так я познакомилась с Ларой Галль (обалдеть, сколько у нее уже тысяч читателей!), немного покритиковала ее «Вираж» (хороший рассказ). Сообщила Ларе, что у нее «шикарный потенциал» (еще скажите, что я ошиблась…) Заметила, что какой-то Дифотка (гномик вместо фото, но теперь он исправился, так сказать, открыл лицо народу) явно симпатизирует Ларе (еще скажите, что я ошиблась…) Потом взялась за Валерия Белолиса (у‑у-у, у него тоже много тысяч, ничего у меня тоже счетчик быстренько вертится). Его диалоговое произведение мне не понравилось, но чтобы скрасить свое мнение высказала мысль, что «я не его читатель». «Не делайте выводы по одному произведению» — ответил мне мудрый Белолис, и был весьма прав!
Моя «Шоколадка для Толика» была признана удачной, что меня весьма порадовало, как и одна из первых рецензий от Валентины Макаровой на «Каску на льдине». Кажется, меня здесь понимают. Попробуем пожить…
Так, что у нас имеется: какой-то четвертый этап конкурса «Вся королевская рать». Никак не могла посчитать, когда же он начался и успею ли я разместить свои нетленки. Вроде бы успеваю. Еще конкурс «Жизнь и смерть» начинается. А где-то в дискуссиях Илья Майзельс уговаривает Ксению Пушкареву обзоры писать: «не боги, говорит, горшки обжигают». Ага, значитца обозреватели им весьма требуются. Ну, что же – попробуем. Так началось знакомство с прозой конкурса «Жизнь и смерть». Как хотелось все это бросить! Но, как правило, в таких случаях, говорю себе: Ира, зачем ты говоришь, что больше всего на свете любишь писать и читать, если не можешь справиться с этим? Какими подарками были произведения Г. Неймана, Л. Галль, Д. Сахранова, Л. Рябкова, С. Кейсера (ох, порадовал, дяденька!), Е. Провалинской, М. Абаджянца, Н. Балуевой, М. Грязнова, Н. Акрина, Е. Фомина, Д. Зотикова, И. Кита, Т. Москалевой, Аня Кссо тогда пряталась за буквами Я. Н. А. Пьедестал пришлось сделать «резиновым», но это было здорово. Также решила позволить себе «вопль заработавшейся души» и произвести письмо к авторам не в тему. Как оказалось, это было плановое рядовое возмущение. Стремление авторов хоть как-то обратить на себя внимание неизлечимо. Но объяснимо, даже по большому счету – извиняемо.
Прозу конкурса «Преданья старины глубокой» одолела как обозреватель частично, но теперь в финальной стадии работы конкурса у меня будет время исправиться. Сейчас, не подглядывая, хорошо помню работы Т. Богдановой, Е. Шемякиной, С. Лузана, Э. Ольхи, Д. Клейна, А. Светлова, В. Безладнова, Е. Фомина и, конечно, нашего Такоси (светлая ему память…)
А вот конкурс «Мой любимый город» как-то разочаровал, всего несколько авторов оставили своими работами очень светлый след. Это А. Тошев, Н. Балуева, Е. Шемякина, Н. Акрин, Л. Рябков.
Еще конкурс «Спасибо за секс» у нас шумно проходил, куда я со своей свежеиспеченной миниатюрой встряла, а некто Дмитрий Сахранов устроил мне свистопляску на странице произведения. И кто таков? Вместо фото – мамонт! Такой фиг вымрет! Негодник! И угораздило еще меня поучить уму-разуму господина Деда Мазая (с хронической нехваткой зайцев) – дескать, неча других пинать, давай, придумывай свой конкурс. Придумал (это ему зайцы позвонили, я узнавала)! Ладно бы просто придумал – в жюри позвал! А я сама, когда писать буду? Мне тоже до жути охота становиться лауреатом и призером! Ну, не оставлять же человека, пришлось встрять и в эту работу. Тогда мне понравилась проза самого Деда (без зайцев, он без них пишет, я узнавала), Владимир Борисова, Е. Шуваевой-Петросян, Т. Орбатовой, М. Азарова, Е. Полонской.
Когда отстрелялась с итогами и обзорами по «Жизни и смерти» и «Любимому городу», то призадумалась я — не провести ли мне конкурс? Высунулась с инициативой на «Круглый стол». Илья Майзельс поддержал. Да так мощно, что после недельного отсутствия на работе я обнаружила в левой колонке начавшийся конкурс «Остановись, мгновенье!», где было объявлено, что итоги конкурса подводит его инициатор. Не все в меня поверили, серьезные люди засомневались. Но поддержка Вали и Ильи была для меня очень важна. Я такая, в меня нужно верить. Когда меня ругают, я просто ухожу искать более благоприятные условия. Потом подумала – а кто не хочет, пусть просто не участвует. Честно, я так боялась, что очень надеялась, что участников будет мало-мало. Нормально, оказалось – 105 штук произведений!!! Из них 33 заслуженно были взяты в финал. Не обошлось, конечно, без провокаций. Да-да, Зеленый Крокодил, это я про Вас! Расстроилась я. Еще именитые люди взялись одобрительные рецензии писать. Ага, так я и пошла у Вас на поводу… Родилась гениальная пародия. Крокодил плакал! А в жизни и в творчестве Алексей Хазар оказался очаровательным. С большим удовольствием читала я его критические работы по прозе Дмитрия Сахранова и в номинации «Литературно-критические статьи» ВКР 3. Ну, это полбеды. Заобидились на меня великие Эды (Эдики, Филь и Снежин) – и давай меня жить и читать учить. Ну, я не долго думала – тоже обиделась. Я это очень интенсивно делаю – минут 20, от силы полчаса (больше жизнь не позволяет). Потом думаю – да пошли вы все! Еще будете мне жизнь отравлять! Не дамся!
Написала для собственного вразумления «Обиды греховную тяжесть» и занялась серьезным разбором произведений-финалистов. Ведь было о чем поговорить! После этих статей Валя Макарова спросила: не нужна ли мне бумага какая, о повышении квалификации. И Сол Кейсер похвалил. Вау! Теперь, ребята, точно знаю – бумажка не нужна, а вот в повышении квалификации буду нуждаться до последнего вздоха. Иначе – стоп, а потом назад. А этого низзя!!!
Вот кто навсегда останется в моей литературной памяти, как лучшие из лучших (это без всякого лукавства!). Мне было не с кем посоветоваться, и я раздала работы финалистов читать всем своим квалифицированным знакомым и родственникам. Знаете, что мне сказали: где ты взяла сразу столько хороших и разных авторов? И выбор был таков: Н. Бацанова, Т. Ионова, С. Дигурко, Донец, А. Кссо, Н. Акрин, В. Безладнов, А. Быстрюков, Р. Литван.
К тому времени замаячил на горизонте Съезд, я стала Членом МСП. Согласилась работать в жюри конкурса «Леди и Рыцарь Мечты». Впечатления общие тягостные. Но, были и свои открытия новых и яркие проявления уже известных авторов – А. Семироль, Н. А. Малинина, Д. Зотиков, Стефания, Р. Глебова, О. Зверлина, Э. Галаган, Л. Галль. (Лара, оказывается, ты все время меня радуешь, несмотря на неоднозначное восприятие твоих произведений! Все-таки надо уметь подводить правильные итоги. Промежуточные, господа, исключительно промежуточные!)
А Съезд! Знаете, как было страшно ехать. Никого не знаю, только по фото в Интернете. Сто раз себя спрашивала: зачем мне это нужно? Куда меня несет? Теперь же думаю: когда снова повидаемся?
Потом опять затеяла свой конкурс «Невыполнимая просьба». Собрала отличное жюри. Ребята, работайте в жюри. Так приятно тусоваться на закрытом форуме. Правда, когда там ругаются не на шутку – это уже скверно. Но приходится нам, жюристам, отстаивать Ваши произведения, как свои родные. И в этом тоже есть своя прелесть. Ведь за бяку биться не станешь? Правда, в «Невыполнимой просьбе» битв не было – К. Ким, А. Синельников, М. Абаджянц, Сектант, В. Куземко, С . Дигурко и В. Черняева были лучшими.
Я сознательно о поэзии не говорю. Часто выбирала свои десятки и призеров, но считаю здесь свой голос исключительно совещательным. Впрочем, в прозе – тоже, просто прозу больше люблю и за нее всегда болею.

Теперь еще обозреваю ВКР 3 Фантастику и Приключения, а теперь еще и Юмор и Иронию (проза). Пожалуй, я расту!

Хотела сбежать с «Точки разлома» — типа самую внезапно разломало, не до конкурсов. Однако, Сол удержал в поле работы. Теперь рождаются итоги. Много было интересных работ. Мне понравились произведения И. Мазилина, А. Лов, В. Борисова, Сектанта, В. Белолиса, И. Егоровой, М. Веглинской, Ю. Чиж. Тихо, сейчас выпендрюсь: а Лара может еще лучше!

По последним конкурсам мне нравится, как пишут Алена Чубарова и Ира Егорова, мне думается, у них впереди еще много славных достижений.

Дядя Мыша и МОИСЕЙ!!!!
Даже не думайте – Вы с нами всегда и везде. Просто нигде не могу сказать о Вас даже в мягкой форме прошедшего времени! Вы есть и БУДЕТЕ! Изо дня в день, из конкурса в конкурс!

Точно знаю, что перечислила далеко не всех авторов, чьи произведения в свое время не оставили меня равнодушной. Еще очень многих не прочитала, хотя уже наметила для себя. Просто, мне хотелось, таким образом, даже не высказать, а показать, насколько активность на портале может обогатить, раскрасить, насытить нашу жизнь вообще. Ведь литература – это образ жизни. Либо есть, либо нет!
А у нас есть!!!

Эта глава из повести «Все, что мне надо» участвовала в конкурсе «Жизнь и смерть». Добровольно написав обзор по прозе этого конкурса, я начала свое знакомство с авторами портала. Надо сказать, что в ту пору гораздо более сильное впечатление произвел на меня рассказ Сола Кейсера «Здравствуйте, дяденьки и тетеньки». Однако прошло время, и почему-то на первый план вышел этот фрагмент.

Невинные улыбки на детских лицах. Глава из повести

Глава 8. Бриллиантовый перстень с чёрным ониксом

(Невинные улыбки на детских лицах)

Сентябрь 2001 года. New York

- Цель визита, мистер Вогель? – спросил пограничник с лицом балбеса.

- Туризм, — ласково улыбнувшись, ответил Олег Костенко, он же – Жорж Липкин, он же – Ганс Вогель.

- Надеюсь, полёт был легким. Хорошего вам отдыха и добро пожаловать в Нью-Йорк,- привычно и спокойно добавил таможенник, хлопнул штампом в немецком паспорте Олега и с интересом добавил:– красивый перстень у вас. Немецкой работы?

«Еврейской», — подумал Олег. Этот великолепный перстень сделал для него за пару месяцев до отъезда из страны знаменитый одесский ювелир Даня Безруков. Помните, люди, он работал в Рембыттехнике, в мастерской на углу Комсомольской и Тираспольской. Этот перстень, настоящее произведение искусства, был сделан из червонного золота, с огромным нестандартной формы бриллиантом, вставленным в лапки посреди буквы О, выполненной из черного оникса. Даня как-то сцепился с Олегом в ресторане «Киев», бывшей автобусной станции. Что говорить, все были выпившими тогда. Олег привычно обругал Даню и тут же получил кулаком в нос. За что тот и был оштрафован. Никакие связи не помогли: Олег уж очень высоко летал в то время. Разве что, денежный штраф заменили ювелирной работой, но это было для драчуна ещё хуже, так как изделия его ценились, а здесь – работа художественная, тонкая, и заняла она больше трёх недель.

Олег не горел желанием видеть финансовую столицу мира. Он знал Нью-Йорк наизусть. Держал бизнес в Манхеттене, во Всемирном Торговом Центре, в Южной башне, на 79 этаже. Пол этажа снимал. Так, ничего себе бизнес: «USA Invest­ments, Inc.». Прекрасные каталоги, цветные иллюстрации, отчеты об успехах, расчёты прибыли и выплат вкладчикам. Прекрасно задуманный и безупречно работающий механизм. Валентина идеи. А иначе, — какой дурак деньги вложит? Берёшь деньги у богатеньких америкашек и вкладываешь их …себе в карман. Так, проценты выплачиваешь. Конечно, расходы – большие, но не менее 20 миллионов в год собираешь чистыми. В Германии всё рассчитали. Опять — Валентина концы. Однако, всему приходит конец, и настала пора сворачивать удочки. Хасанов, красавчик улыбчивый, в офисе 24 часа в сутки сидит. Клиенты его обожают. Олег ему 25 тысяч в неделю отстёгивает за морду красивую, прекрасный английский, изысканные манеры и ментовский опыт. Этот самый опыт и помог: две недели назад Хасанчик сообщил, что фэбээровцы заходили, так вроде, поболтать. Олег ещё год назад отвалил. Только жалко было закрывать такое хорошее дело. Оплошал малость. Теперь уже точно знает, что ФБР ищет хозяина – Жору Липкина из Москвы. Интерпол, черти, подключили. А Хасанчик, он же гражданин США с 1996 года Абрам Меломуд, чист, как стёклышко. Ни одной бумаги не подписывал. Так, — простой супервайзер: шикарный костюм, Мерседес последней модели, престижные клубы, белоснежная ермолка на мусульманском кочане. И доля его – 30% от прибыли – в Бразилии, в банке хорошем лежит.

Олег снял чемодан с конвейера возле стойки «Люфтганзы». Прилетел он из Франкфурта, куда спокойно доехал на машине из Австрии. Вот в Австрию попасть было сложнее. Напрямую вылететь из СНГ он не мог: Интерпол сразу вычислит. Поехал туристом в Венгрию, Чехию, Словакию. На велике переехал через границу с Австрией. Там его в нужной точке ждало такси, заказанное по телефону. Просто сел в него, растирая уставшие мышцы ног, достал из кармана немецкий паспорт. Всё. Вся любовь. Взял в аренду машину в ближайшей конторе «Еврокара». Чемодан, одежда, телефоны – дело нехитрое. Вон, разовые сотовые телефоны на всех углах продают…

Олег отстегнул от пояса телефон и набрал номер.

- Привет, спишь?

- Уже – нет. Как у тебя?

- Нормально. Дело есть, Валентин. Человечек один лишним оказался, мешает очень. Концы нужны.

- Это тебе-то? Ты — в себе? Ты лучше меня людей знаешь, а я – почти соскочил.

- Не‑а. Тут дело тонкое. Мне ваша американская пальба из Узи не нужна. Серьёзный специалист нужен: чтобы тихо было. Закрываю контору, и больше сюда ни ногой. Последний раз прошу. Поможешь?

- Я не знаю, Олег, Честно: дела делами, а мокрого за мной нет…

- Знаю, потому и звоню. Я слышал, ты успокоился, сын уже взрослый. Жениться не думаешь? Правда, у вас там, в Сан-Франциско одни Геи…

- Подумываю о женитьбе. Но сложно пока. Может, годика через два-три… Ладно. Хорош травить. Запоминай. Лёгкий номер: код Нью-Йорка, две четвёрки, две единицы, три семёрки. Зорик его зовут. Я поговорю с ним сейчас. Давай так: устраивайся, у вас сейчас почти десять утра. Встреть его в четыре, на Брайтоне, возле Оптики, при спуске с сабвея, на правой стороне…О. К.?

Зорик – очень хороший парень, люди. Невинная улыбка на детском лице. Лимузины держит. Так, нормально зарабатывает. Жена, две девочки, ещё – Ляля-парикмахерша. Квартирами крутит немножко, людей знает хороших. Наркотики не уважает: любит, чтобы голова чистая была. Просто, примет иногда бутылочку пивка «Балтика», бутербродиком загрызёт, «Русскую Рекламу» почитает. Мёд не ест – аллергия. К врачам не ходит без нужды, разве что – зубы, или поясница тянет: из-за работы его сидячей…Хороший семьянин. Отработал, к Ляле заскочил, и – домой, к жене и детям. Один недостаток, люди. Честно скажу. Когда заработок чует, руки потеют. Аж липкими становятся. Поэтому в кармане пиджака фирменного всегда салфетки носит. Как Валентин позвонил, достал наш Зорик салфетку из кармана, вытер руки, вызвал помощника своего верного, отдал заказы. Тот его на Брайтон и подбросил. Потёр Зорик правую руку об штаны сзади, протянул Олегу: «Привет, говорите, что надо»…

- Есть человек. Очень умелый. Большой специалист. Хорошую школу прошёл. Вы не спешите, всё сам расскажу. Из Флориды он. Три друга их. Серьёзные парни. Саид, Ахмед и Зиад Замир Ал-Джаррах. Первый – в Дайтона-бич живёт, второй – в Делрей-бич. Зиад – из Голливуда, Флорида, лётчик-любитель. Вместе их никогда не видели. Один раз только – в Делрей-бич снимали юнит 1504 в Del­ray Rac­quet Club.

- Когда?

- 15 июня.

- Как знаешь?

- Обижаете… Зиад будет в Нью-Йорке только одну ночь. Заночует в мотеле на Белт Рарквэе. Десятого числа. Следующим утром они все летят в Сан-Франциско. Дело у них там. На Восточное побережье никогда не вернуться. Итак, пять часов, сорок пять минут утра – самое подходящее время. Обеспечите клиента так рано? — Когда рейс?

- Unit­ed Air­line, Рейс 93. 8 утра, из Нью-Арка.

- Это – хорошо. Время в обрез. До аэропорта минут тридцать ехать. Я надеюсь, всем понятно, что работать тихо. Нож или бритва. Ни одного выстрела. Сколько?

- Немного сложно. Пять тысяч Евро передать немедленно людям в Гамбурге, если не можете, то шесть тысяч долларов – в Грозном. Тут адреса на листке. Остальные семь тысяч – мне, завтра. Ещё две тысячи – дополнительные расходы, — добавил наш Зорик, видя, что Олег глазом не моргнул. И вытер руки об брюки.

- Хорошо. Работа стоит этих денег…

Вы бывали в Нью-Йорке, люди? Чудесный город. Особенно – Манхеттен, с его роскошными магазинами, огромными телевизионными экранами, зависшими над Бродвеем, прекрасными театрами, неоновыми рекламами, десятками тысяч прохожих на улицах, сплошной стеной такси. А небоскрёбы! Повсеместно – небоскрёбы. Говорят, в Чикаго или Сингапуре есть пару зданий повыше, но я не верю. Не может этого быть! Особенно восхищают два центральных здания Всемирного Торгового Центра. Они прекрасны своей скромной величественной простотой. Их называют «Близнецы». Ходят слухи, что там в каждом – по 110 этажей. Редкая шляпа не слетит с головы глядящего вверх зеваки. А какие рестораны в Манхеттене! Даже если вы не любите американскую кухню, то, уж, перед ценами в этих ресторанах устоять не сможете, и вам непременно захочется попробовать этот безвкусный гамбургер с жареной картошкой, наструганной где-то в Мексике год назад. А подадут вам его на огромной тарелке, красивой, как славянский шкаф. Верхняя половина булочки будет лежать рядом, тут же – листик салата, выращенного на чистых химикатах где-то в Чили, погубившего нашего Володю Тейтельбойма руками хунтовщика Пиночета. Этот листик будет сиять своей чистотой, ни точки гнили. Нет таких насекомых и даже бактерий во всем цивилизованном мире, которые способны устоять перед американской химией. Нет. Один Человек! И это звучит – гордо, как заметил пролетарский писатель. Только обязательно, не забудьте, пожалуйста, люди, перед тем, как надкусить любую еду, выпить грамм пятьдесят, а ещё лучше – сто водки или коньяка. Чисто профилактически, для обеззараживания тех же химикатов. Дезактивации, как говорят учёные соседи. Потому и выживают наши эмигранты в Нью-Йорке. Водка! Так, обещаете? Поехали дальше.

Другое дело – Бруклин. Там в ресторанах очень вкусно готовят. Конечно, это не московские или питерские рестораны и даже не одесские. Наверное, и Урюпинские — лучше, но что поделаешь, если нет, НЕТ в Америке вкусного свежего мяса, сладких помидор, нежно хрустящих и пахнущих весной зелёных огурчиков. Вся еда заведомо убита химией. Червячки кончают жизнь самоубийством ещё до того, как их бригада начнёт восхождение на ближайшую яблоню. Ужасно, и мне их искренне жаль. Уж лучше посоветовать им подобраться к мусорным бакам, но только осторожно, чтобы многочисленные крысы не растоптали ненароком, и там, сдерживая дыхание, лезть, и лезть, и лезть вверх по скользкой пластмассе, чтобы поесть чуть-чуть отходов, а не свежих яблок и овощей.

Когда Серёжа с Верочкой и Вадимом были последний раз в Италии, в августе 2003 года, то в Венеции, в витрине мясной лавки они увидели кусок парной свинины. Он – дышал! И можно только позавидовать жителям тех стран, где по-старинке едят свежие, а не замороженные продукты, пьют на твоих глазах выжатые соки, наслаждаются мороженым, которое не содержит подозрительного вкуса кукурузный сироп и какой-то там ещё «корн страч» (только космические пришельцы знают, что это), или, например, пьют настоящее грузинское вино, а не переваренную специально для жителей Нью-Йорка красную бурду. И запивают бифштекс из свежайшего базарного мяса настоящим (послушайте: звучит как музыка!) БОРЖОМИ, а не сделанным из воды и соды неизвестной национальности боржомом. Но что же делать? Мы жили раньше в лучшем из миров, а теперь – в лучшей стране мира. И вам остаётся просто поверить мне на слово, люди, что в Бруклине, в русских ресторанах еда, всё-таки вкуснее, чем в других местах. Всё. Извините, что отвлёкся.

Так вот, на углу Брайтон-бич и 3‑й Брайтон-стрит находится маленький ресторан «Вареничная», где можно в любое время поесть вкусные, м‑да, вареники, пельмешки, а утром – сырники с примесью творога, блины с икрой. А по диагонали, напротив, на 3‑й стрит стоит цветочный магазин, где хозяйка – Катя. Вот к нему утром в пять часов сорок минут подъедет на простой неприметной старенькой Хонде симпатичный молодой человек по имени Зиад Замир Ал-Джаррах, пилот-любитель. Когда он повернёт с Брайтона направо, от магазина отъедет машина, освободив ему место. Знаете, парковка – это сущее наказание в Нью-Йорке! В счётчик заранее будет опущена монетка на 30 минут парковки,- 25 центов. А машину Зиаду подгонят к мотелю ещё с вечера. Номерные знаки – настоящие. Машина – с чистым прошлым. Её угонят прямо из гаража на 15734 Авеню Ю. «Чистая» машина. Хозяин вернётся из отпуска через неделю, считая, что только чудо помогло ему так дёшево купить отпуск в Канаду для себя и любимой девушки, куда они уедут сегодня – 9‑го сентября.

После окончания работы Зиад сядет в машину, спокойно поедет прямо, свернёт налево на Нептун Авеню, затем – направо на Оушен Парквэй, через три светофора – налево на Белт Парквэй, уйдёт на третьем экзите на Верразано Бридж и выйдет на трассу. Он не остановится ни на одном турникете для оплаты проезда: внутри машины на лобовом стекле на присосках установлен датчик, называется «EZ-Pass», для быстрого проезда. Так Зиада никто и не увидит

- Ты пойми, солнышко, я вынужден ехать. Шесть лет прошло, а мы даже половины долга не отдали, — уговаривал Сергей Верочку, — Куплю одеколон «Картье», сюрприз Боре сделаю, поздравлю с днём рождения, поболтаю с ним, к Нюмке подскочу. Мы ему вообще ни копейки не отдали. И скучаю я за ним очень. Вернусь в тот же день, ближе к ночи.

- А что с бизнесом будет? Если срочные заказы принесут? Я, ведь, ничего не умею делать.

- Так и не нужно ничего. Срочные заказы не бери, скажешь, процессор в ремонте. («Могла бы и научиться за семь лет. Вон, везде в таких местах подростки работают. Совсем не сложные процессоры», — подумал Сергей, но вслух ничего не сказал.) А я рано утром, часов в пять выеду.

- А не устанешь, возраст же?..

- Что, хоть раз давал тебе повод жаловаться? Ты выкупайся и жди. Ещё ни разу за четырнадцать лет не подвёл тебя…

На столе у Абрама Меломуда зазвонил телефон прямой связи с охраной.

- Извините за беспокойство. Это Норман. Пакет на ваше имя.

- Спасибо. Сейчас спущусь, — привычно ответил Хасанов – Меломуд, посмотрел на себя в зеркало, остался собой доволен, улыбнулся, чуть поправил ермолку.

Он вышел в приёмную, поздоровался с только что вошедшей секретаршей, мельком взглянул на часы на стене, показывающие время на разных биржах мира («сегодня – вовремя пришла!»), вышел в холл, сел в скоростной лифт и понёсся вниз. Подошёл к охранникам. Там возле вертушки пропускника, чуть в стороне от рентгена стоял рассыльный и весело болтал на смеси китайского и нью-йоркского языков. Хасанов поздоровался, расписался в ведомости, взял маленькую коробочку, пронёс через рентген. Он распечатал её в лифте. Там был сотовый телефон и бумажка с надписью: «12:00 ».

В одиннадцать утра Абрам Меломуд перенёс две встречи на четыре часа, позвонил — заказать столик в ресторане гостиницы «New York Mar­riott World Trade Cen­ter», медленно выпил принесённую секретарём чашечку кофе по-турецки. Чувствуя неладное, собрал кое-какие бумаги, вынул из компьютера СиДи с программой, ещё раз проверил файлы, стёр кое-что (поздно!) и вышел, ласково улыбнувшись секретарше: «Я на ланче».

До гостиницы всего метров сто. Слежки не было. (Была, Хасанов, была. Возьми глаза в руки! Что-то ты нюх потерял в своём Нью-Йорке.) Администратор проводил его к столику. Хасанов заказал блины с чёрной икрой, кошерные сосиски с овощами, чай и баклаву, мельком взглянул на «Ролекс» и вынул телефон. Тут же задребезжал звонок.

- Я, — сказал Хасанов.

- А это – я. Привет. Значит, так. Завтра утром, в пять сорок пять подъедешь к «Вареничной» на Брайтоне угол Третьей. К тебе подойдёт чувак, нас не знает, по-английски еле трёкает, конверт принесёт. Там – билет на шесть часов в Гамбург, штука денег, инструкция. Ему уплачено, но кинь парнишке десятку лишнюю — за время раннее. Сейчас в офис не возвращайся, личные дела сворачивай. Мерсер оставишь под домом своим, на Ориентал бульваре. Такси возьмёшь. Встретимся в Риме пятнадцатого. Все подробности – в конверте. У меня – всё. Целую. Смотри в оба.

- Чай холодный, и это не Эрл Грэй, а Инглиш Брэкфест. Что с вами сегодня? – отчитал он официанта.

Хасанов крутил в руке пакетик с сахаром. Он и так — «смотрит в оба». Предчувствие нехорошее. ФБР – не Олег: мёртвой хваткой вгрызается. Не откупишься. Давно готов ко всему. Деньги свои из Нью-Йорка уже перевел в Италию, в банк «Национале дел Лаворно». И еще кое-что провернул. Счёт свой в Рио давно закрыл, а денежка исчезла: купил в Австралии две ювелирки и бензоколонку «Шелл» на хорошем перекрёстке, в пригороде Мельбурна. «Олег – болван, культура – ноль без палочки. Типичный «новый русский». Ума нет, считай – калека. Вот смог бы он роль Абрама Меломуда годами играть? Фигу с маслом. Жорж Липкин, еврей курносый. Ха! Его рано или поздно повяжут. А меня – нет! (Да, тебя не повяжут. Могу поспорить.) — Пакетик сахара лопнул в его руке.- Нет, из Гамбурга – прямо в Австралию»… Он рассчитался, положил 15% чаевых, стряхнул точки сахара с пиджака, выбросил телефон в урну возле лифта, вышел на улицу, улыбнулся жаркому солнышку, снял с головы ермолку, аккуратно сложил её вчетверо. И твёрдой походкой уверенного в своих силах 54-летнего человека направился к гаражу WTC — Всемирного Торгового Центра.

11 сентября 2001года, 5:40 – 5:45 утра.

…Сергей открыл гараж, выгнал свою Нисан- Максиму, опустил дверь, повернул защёлку, сел за руль стоящей на проезде Вадюнькиной Мазды, перегнал её на свободное место, подошёл к Нисан, поднял голову, махнул рукой Верочке, стоящей у окна, сел в машину и повернул ключ зажигания. Через пять минут он уже мчался по трассе Интерстейт 95, на север, в Нью-Йорк.

Хасанов медленно ехал по Брайтон-бич от Вест-Энд Авеню, доехал до Оушэн Парквэй, развернулся, пропустив рейсовый автобус, подъехал к «Вареничной» на углу. Ничего подозрительного. Достал шестизарядный Кольт, проверил барабан, спустил с предохранителя и положил оружие на колени. Прогрохотал поезд сабвея, что над Брайтоном. Хасанов включил кондиционер и нажал кнопки подъёма стёкол, оставив левое приоткрытым.

Через дорогу шёл какой-то молодой парень, коротко постриженный, в клетчатой котоновой рубашке, черноглазый, с широкими почти сросшимися бровями. «На моих бакинцев похож»,- подумал Хасанов.

- Доброе утро, мистер, — сказал тот на плохом английском и застенчиво улыбнулся. — Я имею пакет для вас.

- Стой там, где стоишь. Открой пакет.

Парень надорвал пакет, вынул знакомую на вид обложку с фирменным знаком Люфтганзы. «О, — добавил он, — деньги внутри», и, получив знак подойти поближе, сделал шаг вперёд, увидел пистолет, отскочил назад и громко сказал:

- Мне не нравится это. Я — не килерь какой-то. За двадцать долларов пистолет в лицо получить, да? Я отдам это назад. Мне не нравится это,- и он повернулся уходить.

- Ладно, перестань, давай пакет.

- Выйди из машины, мистер, и возьми, — ответил «бакинец» и улыбнулся.

Хасанов ухмыльнулся в ответ, открыл дверь, отложив Кольт в сторону, двумя пальцами правой руки влез в нагрудный карман, чтобы достать подготовленный чаевые – 20 долларов. В эту секунду парень, держа в левой руке пакет, сделал шаг вперёд, а правой – загнал финку в грудь Хасанову, по самую рукоять, и тренированной рукой дважды провернул её. Тот вскрикнул, но никто его не услышал. Вы же знаете, люди, В 5:45 как раз одновременно проходят два гремящих металлом поезда сабвея – наверху, над головами русской эмиграции, над поганой клоакой, обозначенной на картах мира как Брайтон-бич.

Парень чуть подтолкнул тело внутрь машины, тихо прихлопнул дверь и чётко сказал на своём странном языке: «Нет бога, кроме Аллаха» и спокойно ушёл. А Хасанов остался сидеть в своём Мерседесе последней модели, с торчащей из груди рукоятью боевой финки, с широко открытыми «смотрящими в оба» глазами и невинной улыбкой на детском лице.

И в эту секунду, люди, хотите — верьте, хотите – нет, подошёл Хасанов ко мне, стал за моей спиной. Дышит в затылок и смотрит, как я пишу эту ужасную повесть.

- Уйди, — говорю я ему, — мне и так – тошно!

Вот такой фрагмент.

Участвовать в конкурсе фрагментом произведения – дело каверзное, заведомо опасное. Хотя и всегда есть прикрытие: все, что читатель не понял, он может найти в произведении. Но это не наш случай.

Что мне понравилось и тогда, и еще больше нравится сейчас – это личность автора, его отношения с героями, органично вплетенные в текст повествования, что есть признак зрелого мастерства, высшего пилотажа. Когда не только читаешь, а немного работаешь вместе с автором. И происходит это само по себе.

Вот, буквально после первого диалога в мысли Олега тихонько вкралось авторское видение его бизнеса: так, ничего себе бизнес… Берешь денежки…

И он же, автор, ненавязчиво знакомит нас и с Хасанчиком, он же… И про него своим взглядом: хозяйским, ехидненьким. Только то, что надо. Ведь мы не ведем героев так сказать с рождения и до того момента, когда автор сочтет нужным с ними расстаться – нет. Такие осколки образов с одной стороны, фрагменты жизней во фрагменте повести. Только позавидовать можно целостности восприятия, моментального самододумывания, которое возникает при чтении. А автор бросает себе детальки: один недостаток: когда заработок чует – руки потеют… И у других – то про чай, то про машину, то про счета, то про подарки. Такое мгновенное фото, у каждого героя – сиюминутный крупный план, из которых и складывается фрагмент жизни, запечатленный художником.

Ну, Хасанчик, конечно – любимец автора. Хасанчик, немного томимый предчувствием, еще живет себе, а автор уже затягивает гаечки, так сказать, саспесн читателю делает. Вот Хасанчик кое-какие файлы стер. Поздно! Комментирует автор. Ай! Екает сердце читателя.

Хасанов думает: слежки не было! Автор тут как тут: была, Хасанов, была. И тут мне прямо хочется оказаться рядом с Хасановым и протереть таки ему глаза. Ну, в самом деле!

Хасанов, перестань хаять Олега, тебе же автор прямым текстом намекает – тебя уж точно не повяжут. Ох, этот самоуверенный Хасанов. Получил таки нож… А ведь мы с автором так за тебя переживали.

А ты отомстил, да? За спиной теперь стоишь и смотришь, а автору, между прочим, тошно. А Хасанова, как впрочем, и других героев, это совершенно не волнует. Это, знаете ли, признак состоявшегося героя – наплевать на автора и начать жить своей жизнью. И за спиной стоять, да-да! Хоть бы рядом встал, когда автор будет отдуваться перед читателем: зачем убил Хасанчика или еще кого другого? Дудки, ведь. Они, герои, живут своей жизнью, а мы, авторы, за них отдуваемся. Это, конечно, в случае, когда и автор, и герой – настоящие, живые. Как раз тому пример мы и пронаблюдали.

Живые люди, живой город, живые кухни ресторанов со своими недостатками, убивающая химия – и та видится неким образом. А уж червяки. Жалко ребят, честное слово…

Динамично, колоритно. Только, что же главное? Неужели вот так легко можно написать об убийстве? Та-а‑к… Тут можно было бы поставить руки в боки и воззвать к сердцу автора укором, но… Сам ведь он заявил, что тошно ему, и повесть пишет он ужасную…

В чем ужас ее читатель и сам понял, и тошноту легкую почувствовал, когда нож у Хасанова в груди проворачивался…

Альтернатива, так сказать, позитивное начало?

А оно в начале и есть. В самом названии, легкие отклики которое впечатаны в текст так, что вряд ли можно не заметить. «Невинные улыбки на детских лицах». То далекое, чистое, кем-то сохраненное, кем-то потерянное. Но всегда возвращающееся улыбкой особенной, освещенной удивительной жизненной силой, даже если застыла она на лице умершего. Вот именно это и сделало фрагмент весьма соответствующим конкурсу «Жизнь и смерть». Поскольку авторы могли представить несколько работ, то трудно судить, какое именно произведение принесло автору второе место в номинации «Проза».

В целом же хочется пожелать автору и дальше любить своих героев и читателей, что чувствуется сейчас и должно расцветать в дальнейшей работе. Тексты Сола Кейсера удивительно живые, дышащие, звучащие. Пусть и дальше сплетаются фрагменты в повести, пронизанные духовной энергией автора, наполненные разными мелодиями жизни с разными нотными акцентами, как к Рождеству, так и к другим праздникам.

Верно, люди?

Из положения, так сказать «установка к действию».
Тема конкурса “ГЕРОЙ В МОМЕНТ ПРИНЯТИЯ ВАЖНЕЙШЕГО РЕШЕНИЯ. ПРОЦЕСС ПРИНЯТИЯ РЕШЕНИЯ. ПЕРЕЛОМ В ЖИЗНИ”.
Согласитесь – конкретная формулировка, а значит, непременно возникает некое ожидание. Прежде всего – сюжетности и образности в представленных работах. Ведь показать «перелом» не созданного, не ожившего образа практически невозможно.
Сложная тема, поскольку объективность любого «перелома» не однозначна. Как в жизни, так и в созданных авторами образах. Конфликт системы ценностей внутренней и внешней, привычной и новой – все это абсолютно субъективно, но, тем не менее, должно быть интересно и очевидно.
Наиболее простой с точки зрения соответствия теме путь – это поместить героя в экстремальные обстоятельства. Тогда ему некуда деваться – он должен принимать решение, выполнять действия, и читатель видит результат, не покидая места событий.
К самым ярким экстремальным ситуациям я бы отнесла: «Сектантская история» (Сектант), «Сухие камыши» (Владимир Борисов), «Псалом» (Шуляк Станислав), «У реверса бронепоезда» (Эрнест Стефанович), «Бригида» (Карельштейн Дора), «Любочка» (Галина Пермская). В этих работах выделяется и экстремальность ситуации, ясен образ героя, его решения и результаты. Интересные произведения.
Другой путь – это завести разговор о болезнях. Врожденных или приобретенных в течение жизни или вследствие катастрофы, травмы и т.д. Суицидальные мотивы я отношу к этой же группе произведений. На меня произвели впечатление: «Амитриптилин» (Лазарь), «Дед» (Регина), «Инна, ты не права» (Татьяна Минасян), «Новый юродивый» (Иван Мазилин), «Судьба» (Юлия Чиж). Мои симпатии вызваны так или иначе проявленным мастерством авторов, поскольку многие произведения из этой группы были прозрачны и очевидны с самого начала. И как не грустно мне это признавать – оставляли равнодушной, хотя, казалось бы…
Далее я выделила для себя группу сомнений, воспоминаний о прошлом. Решения скорее когда-то непринятые, или те, которые и принимать не стоит. Чаще – это тема нереализованных отношений, отзвуки которых, конечно, могут и поломать жизнь. Здесь же находятся «приближения» к главному – к перемене внутри себя. Иногда, чтобы оценить то, что у тебя есть, надо попробовать это потерять… Пусть внешне никаких событий не происходит, но где-то там… Мне понравились: «Луна в квадрате Плутона» (Татьяна Пуховикова), «Отправная точка или 4 дня» (Лучинкина Светлана), «Шрам» (Валерий Белолис), «Совет-сельсовет» (Виктор Корсуков), «Остановись, мгновение» (Мари Веглинская).
Теперь начинается. И здесь махровым цветом расцветает моя субъективность. Мне лично и близко, и волнующе – когда нет чрезвычайных обстоятельств, нет сильного воздействия социальной и прочей окружающей среды, когда какие-то незримые, малопонятные кнопочки приходят в движение и человек совершает новый шаг к своему развитию. К счастью, если говорить максимально откровенно… «Хочешь быть счастливым…» Вот здесь начинают сплетаться мир реальный и какой-то другой. Чувствуется рядом проводник – когда светлый, а когда – увы… Да, здесь бывают вещие сны и феноменальные ощущения, видения, озарения внутренним светом или провал во что-то темное, неведомое ранее. Привычные ситуации, привычные связи становятся другими, будто новыми. У всего другая прочность, другая ценность. Но выбор, решение, все ж остается за человеком. Описать подобное – высший пилотаж. Пробовать писать об этом – достойно похвал и уважения. Поэтому для меня были поводом для размышления следующие работы: «Адская машина» (Алиса Love), «Там, где она обитает» (Лара Галь), «У‑У-У-у-у‑у» (Ира Егорова), «Последний момент» (Габриэлла).
В целом хочется отметить, что читать было интересно. Произведения очень разные, многие из них нуждаются в доработке, но ведь и тема задана неисчерпаемая. Так и будем расти от конкурса к конкурсу. Но это уже другая история.
От себя лично – спасибо Солу Кейсеру за идею и организацию, авторам – за участие, за смелые попытки раскрытия трудной темы. Есть о чем задуматься, и есть из чего выбирать лучших!

«Пушкин. Последняя дуэль» — так называется полнометражный художественный фильм, работу над созданием которого недавно завершила заслуженная артистка России, кинорежиссер и сценарист Наталья Сергеевна Бондарчук. Этот уникальный кинопроект стал серьезным итогом семилетней работы Натальи Сергеевны с историей ХIХ века, связанной с именем Александра Сергеевича Пушкина.
Отечественный кинематограф 70 лет не обращался к образу великого русского поэта. (Есть дореволюционный фильм «Поэт и царь» 1913 года (реж. Гардин В.Р.), и есть советская картина «Путешествие в Арзрум» 1936 г. (реж. М. Левин, опер. Н. Ушаков). И все.)
С 1999 года Натальей Сергеевной Бондарчук ведется работа над многосерийным телевизионным проектом «Одна любовь души моей», посвященном Александру Пушкину и Марии Волконской.
Первые четыре серии телевизионного фильма получили высокие награды: «Гран-при» на фестивале Мировоззренческого кино в Москве, приз на фестивале «Литература и кино» в Гатчине (2004 г.), приз президента Белоруссии на фестивале «Золотой Витязь» (май, 2004 г.).
Биография поэта вмещает в себя и дружбу с Николаем I, и стихи, посвященные декабристам. И жизнь его, и творчество, и трагическая гибель не оставляют равнодушными многие поколения русских людей. Настало время снова задуматься о судьбе национального гения, проанализировать и осмыслить известные события, в которые вдохнуло жизнь мастерство автора сценария, режиссера, оператора и замечательных актеров.
Творческой группой фильма «Пушкин. Последняя дуэль» создан оригинальный политический детектив, основанный на богатейшем историческом материале, проведено психологическое исследование нагнетания эмоций, приоткрывающих тайну того, что привело гения на роковую, последнюю дуэль.
Концепция исторического расследования, предложенная в фильме «Пушкин. Последняя дуэль», следующая. Император Николай Первый уже после гибели поэта узнает о содержании серии безымянных писем, порочивших имя Пушкина и объявляющих его рогоносцем. В этом пасквиле император усматривает не только оскорбление семьи Пушкиных, но и более гнусные намеки…
С именем Нарышкиных, упомянутых в письме, ассоциировалась многолетняя связь Императора Александра Первого с женой Нарышкина, которому платилась дань за адюльтер. Это знали все, и намек в подметном письме к Пушкину был не на отношения Дантеса и Натали, а на аналогичную связь жены Пушкина с нынешним императором. Тем более что Николай Павлович платил поэту жалование, как историографу. Император приказывает Бенкендорфу, шефу голубых жандармов, найти пасквилянта. «Расследование дела о подметных письмах Пушкину и дуэльной истории» поручают Леонтию Васильевичу Дубельту. Он является одной из ключевых действующих фигур историко-политического детектива.
Верным спутником зрителя становится Константин Карлович Данзас, подследственный Дубельта, секундант Пушкина, его лицейский товарищ. Именно голос Данзаса соединяет между собой сцены любви и допросов, балов и воспоминаний, подробностей расследования и оглашения приговоров. Из дворца императора – в квартиру Пушкина на Мойке, 12. На фоне завораживающих панорам Петербурга звучат исторические факты и имена основных участников тех трагических событий.
Художественный фильм «Пушкин. Последняя дуэль» — это не только история трагической гибели великого русского поэта, ожившая на экране событиями, образами и эмоциями. Это срез светской, политической и народной жизни Петербурга начала Х1Х столетия. Да и не только Петербурга – всей России, где писали стихи в альбомах, танцевали на балах, служили. Как и сегодня люди страдали, радовались, горевали, женились, рожали детей и, конечно, любили. И честь любимых и свою собственную почитали более всего. Именно оскорбление чести Александра Сергеевича и Натальи Николаевны, его жены, стало тем роковым обстоятельством, что привело поэта под пулю Жоржа Дантеса на дуэльном поединке.
Ловко сплетенная интрига, преследования Дантесом Натальи Николаевны, терзания поэта, дуэль, невыносимые страдания от смертельной раны, кончина, расследование обстоятельств дуэли по высочайшему распоряжению императора – вот основные события, которых вправе ожидать зритель в большей или меньшей степени знакомый с историей гибели Пушкина. И все это в картине есть. Но есть еще и жизнь человека – мужа, отца, друга. С течением времени на первое место вышло понимание, что Россия потеряла великого поэта. А тогда жена осталась без мужа, маленькие дети лишились отца. Друзьям Александра Сергеевича предстояла сложная борьба за сохранение рукописей поэта, светлые умы и таланты продолжали подвергаться гонениям, а злоумышленникам удалось избежать наказания. Дантесу разрешено было вернуться на родину, а молодого Лермонтова за стихотворение «На смерть поэта» отправили под пули на Кавказ, но это уже другая история…
Выводы создатели фильма предоставляют сделать зрителю. Кто же виновен в гибели поэта? И есть ли виновные в том, что гений так притягивает к себе злодеев. А уж какой повод изберут они для травли и уничтожения – история знает тому много разных примеров.
Горька судьба поэтов всех племен
Тяжель иных жестокий рок казнит Россию.
(В. Кюхельбекер).

Работа над историческим материалом всегда ответственна и сложна, поскольку практически каждый человек имеет свое собственное представление и о внешнем облике, и о чертах характера созданного образа того или иного исторического персонажа. Работа актеров оценивается с особым пристрастием. Как, впрочем, и работа режиссера, оператора, композитора и других.
Наталья Сергеевна Бондарчук не зря называет свою творческую группу единомышленниками.
Сергей Безруков так кричал от боли, играя ранение, что все, кто был на съемках, не могли удержаться от слез. Будто все стали свидетелями трагического ухода из жизни Александра Сергеевича. Под впечатлением прожитого за дни съемок сериала «Одна любовь души моей» в квартире Пушкина на Мойке, 12, у Натальи Сергеевны и Сергея Безрукова возникла идея отдельного художественного фильма «Пушкин. Последняя дуэль», где Сергей играл бы главную роль. Наталья Сергеевна сразу же села за сценарий, не выезжая из Петербурга. Однако время и обстоятельства внесли свои коррективы в рождение этого проекта, и был период, когда снимали все, что только можно без Пушкина, поскольку Сергей был сильно занят, но теперь можно сказать, что работа успешно завершена.
Молодая двадцатилетняя актриса Анна Снаткина играла Наталью Николаевну Пушкину с полной самоотдачей, поражая готовностью к очень сложным, драматическим сценам.
В январе 2004 года Наталья Сергеевна попросила священника в Конюшенной церкви благословить Сергея Безрукова и Анну Снаткину на роли Натальи и Александра Пушкиных. Священник дал согласие, и актеры получили благословение в церкви, где в 1837 году отпевали Александра Сергеевича.
Борис Плотников творил образ Дубельта, «царского служаки», «хитрой лисы» и «бывшего декабриста».
Виктор Сухоруков в образе полковника Галахова вел расследование с затаенной мыслью наказать преступников, так как его персонаж знал и любил Пушкина. Поскольку в каждой сцене Виктор находил новые яркие краски, проходная роль постепенно становилась наиважнейшей.
Верные помощники Натальи Сергеевны, молодые творческие личности, сын и дочь, Иван и Мария обратили ее внимание на игру молодого актера Евгения Стычкина. Наталья Сергеевна буквально схватила лист кальки и перерисовала с экрана телевизора крупный план актера с высоким лбом, а затем кинулась в свой кабинет с книгами сравнивать прижизненные портреты Лермонтова с портретом молодого артиста. Так был найден исполнитель на роль другого гениального русского поэта, остро отреагировавшего на гибель Пушкина.
Когда не хватило денег на массовку, Наталья Сергеевна обратилась в открытом эфире к жителям Петербурга за помощью. В день съемок сцены похорон Пушкина на Мойке, около дома 12, собралось около 1000 человек, волонтеров. Многие из них даже пришли в соответствующих костюмах. И, несмотря на чудовищный мороз, люди провели на улице весь день. Тогда же на съемочную площадку пришел режиссер А. Сокуров с термосом горячего чая. Так состоялось их личное знакомство с Натальей Сергеевной.
Композитор фильма, Иван Бурляев, сочиняет музыку с 4‑х лет. Его музыка удивительна, Ивану удается добиваться от электроники истинности звучания, вводя в партитуру «электронной» музыки до 5–6 живых инструментов.
Оператор-постановщик Мария Соловьева не менее режиссера была увлечена непривычными, столь продолжительными съемками. Мария считается одним из «техничных» операторов современности, мастером динамичного жанра и головокружительных полетов камеры.
Мария предложила рассказать историю смерти поэта современным киноязыком. Это значит, что нужен широкий формат, который придаст картине нужную монументальность, широту, зрелищность. Потребовалось использование самой современной кинотехники, чтобы камера могла летать, эмоциональность сцены при необходимости подчеркивалась рапидом, чтобы был возможен острый монтаж, свойственный жанру экшн.
Мария Соловьева – последователь мастеров портретной операторской школы, для нее принципиально важно, как будет выглядеть актер на экране, как он будет соответствовать заданному художественному образу. Для этого далеко не всегда использовался мягкий свет, иногда был нужен жесткий, пугающий, агрессивный.
На картине не просто работали три камеры, а трудилась параллельно операторская группа, так называемая «sec­ond uni­ty», незаменимая в экстремальных условиях, на зимней натуре, когда надо беречь время.
Съемки продолжались в течение двух лет. Все времена года, в их неповторимой «пушкинской» красе, присутствуют в фильме.
Природа, у которой «нет плохой погоды» проверяла съемочную группу на выносливость и мастерство. Так, во время съемок сцены в карете (Пушкин и Натали) бушевала непогода, лил дождь, и сверкала молния. Однако Марии Соловьевой удалось создать светом атмосферу солнечного заката, тихого летнего дня и зритель увидит счастливую любящую пару, которая радуется встрече после длительного путешествия Пушкина.
В фильме будет показан Петербург Пушкина, без автомобилей, рекламы, электропроводов. Но все равно — это город, снятый сегодня, и, тем не менее, весь пронизанный духом ХIХ века.
Можно предположить, что зритель почувствует ту атмосферу творчества, дружбы и сопричастности к некому таинству, царившую на съемочной площадке, ту безграничную самоотдачу создателей фильма, без которой невозможно затронуть зрителя до самой глубины нашей загадочной русской души.

Произведение участвовало в Открытом финале Международного Литературного Конкурса “Вся Королевская рать” (декабрь 2004)

Мне бы хотелось поделиться впечатлениями о колоритном произведении московского автора, Дмитрия Сахранова, которое носит название «Хроники богов».
Это фантастическая повесть, в качестве эпиграфа взяты слова В. Пелевина «богом мы называем то, что пока еще не в состоянии убить…» Серьезно. И формируется определенное ожидание: «бог» и «убить», о чем же это?
Положенный рецензии пересказ я сознательно обогащаю фрагментами текста, что позволяет мне описать не только фабулу и сюжет, решенный композиционно прямым последовательным развитием событий, но и созданный мир борьбы двух империй, динамику развития персонажей по ходу изменения условий в их среде обитания. В таком изложении уже видны художественные особенности стиля автора, та самая характерная манера индивидуального литературного произведения, показывающая авторское самовыражение, поднятые проблемы, многоплановость и глобальность «Хроники богов». Подробному разбору далее подлежат образы героев и одна из тем, остро кольнувших меня. Это – тема разочарования.
Итак. «Мрак отступил перед блистающим величием Кристалла, порожденного во Тьме сокрытого… Ведомый законами Кармы, Повелитель извлек его из Океана жизненных Вод, заключив в оправу перстня. И вселенная озарилась творящим лучом созидания. И явилась миру могущественная Империя…»
Нижний план этой Империи составляли вновьрожденные, пойманные в магические сети ловцов, сами ловцы и наставники. Все они входили в разные могущественные кланы, у которых были свои прародители и боги, находившиеся на следующем уровне, выше располагались Судьи и Повелитель. Пойманные из обитаемой вселенной различные существа имели возможность пройти свой путь от вновьрожденного до бога.
Так Дэм и Окси, главные герои, из вновьрожденных стали ловцами, а затем и наставниками, «поглощенными жизнью своего клана и круговоротом имперских дел». Но однажды им пришлось пройти серьезное испытание – «на задворках вселенной, далеко от своего блистательного мира, они оказались лицом к лицу с собственными страхами…»
Все обошлось не без вмешательства высших, но Дэм и Окси потеряли много сил и практически перестали заниматься ловлей, вникая в происходящие вокруг них события. Вновь провозглашенная богиня Сора оказалась того недостойной, но связи, оказывается, сильны и в этой Империи. В первое время новая богиня приблизила к себе перспективную пару, но вскоре они стали опасны для нее, что могло грозить им «распадением на атомы». Им пришлось думать о защите и заплелись сети интриг.
«Беспокойные настроения захлестнули Империю. Поползли мрачные слухи о приближении Конца Света. Всегда безупречно сверкающая аура Империи, казалось, подернулась дымкой черноты.
Боги стали недосягаемыми, забирая все больше и больше энергии. Только так они могли удержать пошатнувшееся равновесие и противостоять наступающему хаосу». Стало известно, что Повелитель потерял Кристалл, вернее, его похитили. «Вынесенный неизвестным за пределы Империи, Кристалл пробил брешь в толще миров. Великая сила сотворения Кристалла активизировала одно из находившихся в спящем состоянии измерений и оживила проекционное отражение Империи, запечатленной в матрице того мира. Теперь независимо друг от друга существовали две империи. Одна – лишившаяся силы Кристалла – медленно разрушалась и умирала. Другая, озаренная светом сотворения, план за планом проявлялась в другом измерении. Место то, молодое и цветущее, было наречено Арбой».
После долгих сомнений Дэм и Окси вместе со своими лучшими учениками решились на перемещение в Арбу. «Неведомое страшит даже самых отважных, но у каждого свой срок созревания».
Встреча со своими «искаженными отражениями» едва не стала для героев роковой. «Не щадя себя, думая лишь о спасении учеников, они стали разбивать зеркала. Прекрасно понимая, что проще уничтожить отражения, чем отражаемое, они не могли подвергать опасности учеников, ибо для них еще не пришло время встретиться со своими отражениями».
И вот уцелевших встречает Арба. «Сияющая, проснувшаяся из Ничто…»
«Боги Новой Империи отличались мягкостью и добродушием, они стремились познать радости и горести избранных, сближались с ними, поддерживали и наполняли благостной силой созидания». Другое дело, не то, что в Старой Империи. Здесь даже Судьи спускались в план наставников. Теперь Дэм и Окси оказались приближенными к прародительнице Клеве, которую знали еще в той империи. Она поделилась с ними желанием обладать Кристаллом. Клева, как и предполагалось, стала богиней, а преданность Дэма и Окси была вознаграждена причислением к Золотому Пантеону, как лучших наставников.
«Империя вступала в Новый цикл, излучая созидательную, преобразующую мощь. На этой благодатной волне произошло рождение клана богини Клевы». Судья Жог проявил к Дэму и Окси явное расположение и почему-то начал обсуждать с ними поведение Клевы.
Дэма все больше манил блистательный мир богов, но его настораживало, что «боги – лишь марионетки, ими управляют Судьи, которые, в свою очередь, исполняют волю Повелителя… А наставники в относительной мере свободны, хотя и находятся под покровительством богов».
Тревогу Окси потерять его Дэм не разделяет. Окси чувствует и обеспокоенность Судьи Жога тем, что «Клева могла принести в себе Семена хаоса из старого мира». Постепенно в Арбу стала проникать информация о других существующих отражениях.
«Если у Старой Империи существовало еще одно отражение, кроме Арбы, то отражений этих могло быть десятки, а то и сотни, и тысячи. Бесчисленное множество наводнивших вселенную отражений… А что тогда мешало изначальной Старой Империи оказаться вдруг таким же отражением чего-то большего и великого, только подобием, как все остальные?.. От одной этой мысли многие могли повредиться рассудком».
Тем временем клану могущественной богини Клевы настала пора делиться, и вот Дэм получает вожделенное предложение «стать богом». Правда, в Старой Империи богами становились по воле свыше, но Клеве необходимы другие возможности богов и другая ответственность. Тем более, что Судья Жог вышел из-под контроля Повелителя.
«К тому же и боги, и Судьи способны ошибаться. Их непогрешимость и совершенство – миф для вновьрожденных и учеников, призванный защитить их и охранять жизненный потенциал слабых, неокрепших существ, пока те не станут наставниками, обладающими силой и мудростью, необходимыми для осознания истинного положения дел во вселенной!»
Отказ Дэма повлек отдаление их от Клевы, что вынудило его и Окси искать варианты противостояния новой интриганки. В прошлой раз их спасло уникальное объединение, в этот раз они решили создать сами новую богиню из энергичной Нафис, в надежде, что смогут контролировать развитие событий. «Придут времена, когда от избранный станут зависеть судьбы богов».
И вот уже расцветала молодая богиня Нафис. Однако одно изменение устоев влекло за собой и другие: наставники стали терять контроль над учениками, поскольку те могли напрямую общаться с богиней. «В результате Дэм и Окси лишились старых друзей». Да и сами они оказались под угрозой. «Некая скрытая причина двигала Клевой, которая, словно паучья матка, медленно, незаметно, но настойчиво расправлялась с порожденными ею богами».
Что-то сделало Арбу уязвимой. «Боги были низвергнуты и втянуты странной, огромной засасывающей воронкой, возникшей из небытия в самом сердце Новой Империи… Неизвестно откуда зловещими тенями появились сущности, подобные черным сгусткам…»
«Дэм отчетливо увидел главного врага. Не бессознательные сгустки, а Пустота, отражавшаяся в глубинных пластах его подсознания, бросала ему вызов… Чтобы стать бессмертным, нужно преодолеть страх разложения на атомы. Дэм осознал свой страх и принял вызов». «Сила, наполнившая Дэма, вытеснила из него инородные щупальца и мощным всплеском отбросила порожденные тьмой сгустки».
Нужно было найти Окси, единственное существо во вселенной, которому Дэму мог доверять. Дэму стало известно, что Клева призвала силы хаоса на помощь и решила погрузить Арбу во тьму, чтобы обладать Кристаллом и быть единой властительницей Новой Империи. Это рассказал ему Судья Жог, мучительно распадаясь на атомы. Также как и то, что «создать мир способен лишь обладающий Кристаллом Сотворения, а Повелитель нужен только для того, чтобы поддерживать слепую веру во всемогущего властелина…»
А это значит, что «Новая Империя тоже была построена на лжи».
«Дело в том, что истина сокрыта биллионами тончайших покровов, сквозь которые кто-то может угадывать ее смутные очертания и творить миры, а кто-то просто живет в этих мирах, принимая на слепую веру созданные видящими иллюзии…»
На Дэма обрушилось и самое страшное откровение: «любовь – тоже обман? Очередная иллюзия…»
Осталось спасти Окси, которой грозит неминуемая гибель – Судья Жог передал ей дешевую побрякушку, за которой продолжает охотиться Клева, а «настоящий Кристалл невозможно передать кому-то, ибо он уже есть в каждом…»
Окси в же одном из отражений «чувствовала себя без Дэма маленькой и беззащитной. Само время, словно насмехаясь над ней, прозрачными струями утекало сквозь пальцы».
И Дэм подоспел как раз когда Окси уже «задыхалась, опутанная сетью богини Клевы». В итоге – Клева «растворилась в пространстве, унося с собой последние воспоминания о развеявшемся мифе».
Дэми и Окси поняли, что «поглощенные имперскими делами даже не заметили, как вода в их сосуде испарилась…» Они выдержали много испытаний, но потеряли любовь. Хотя при это каждый из них обрел самого себя…
Фантастическое произвело на меня должный эффект, мир персонажей воспринимался мною как мир живых людей, несмотря на это, что герои имеют в основном цветовую и энергетическую характеристику. Также ощущалось при чтении некоторое колебание между естественным и сверхъестественным объяснением изображаемых событий. Империи изображены вымышленные, и обитатели странные (сплошь избранные и боги с судьями), а ярко выраженные недостатки, даже грехи и скверные устремления, лежащие в основе имперских интриг – весьма узнаваемые и близкие.
О каких же ценностях пришлось задуматься при чтении?
Ценность жизни? Не очень, потому что герои представляются некими человекоподобными энергетическими существами разного цвета, которые явно живут очень долго (для моих обычных земных понятий). У них есть перспектива роста, и есть угроза распасться на атомы.

Материальные ценности? Знаете (и это прелестно), материальные ценности отсутствуют напрочь, как-то вообще об этом забываешь. Нет у них материальных ценностей. Ну, разве что Кристалл, но это сверхценность, обладать им может вроде как один, волнует он некоторых. Но в финале, когда выясняется, что часть Кристалла уже находится в каждом, его материальность вообще теряет всякую ценность.
Ценность времени? Да. «Время у обитателей клана ценилось особенно. Заблуждение о том, что живущие в вечности могут не беспокоиться о времени, простительно лишь непосвященному. Сон в безвременье справедливо считался наивысшим грехом, неразумной тратой бесценного богаства».
Ценность выбора? Уважается, однозначно. «Закон свободной воли действует неукоснительно на всех планах бытия, и никто не в праве копаться в глубинных механизмах, которые движут душой другого существа. Если душа решала уснуть, даже боги, подчас, бессильны что-либо сделать».
Ценность потенциала? Одна из главных! «Конечно, вселенная обильна и щедра, и никогда не допустит истощения жизненных сил империи, но небрежное, потребительское отношение некоторых избранных к такому ценному вселенскому строительному материалу, как бессмертные души разумных существ, просто недопустимо».
Ценность движения и развития? Да просто движущая сила произведения. «Известно, что секундное бездействие магнитом притягивает тягучую и вязкую субстанцию лени. Чем дольше промедление, тем тяжелее болезнь».
Этим я ограничу перечисление, но знакомые по обыденной жизни ценности тут и там проявляются в обеих империях, и о них размышляют герои. Но, наконец, высшая ценность – Любовь. Привычно можно выразиться так. Любовь – это признание высшей ценности конкретного человека. Нередко именно отсюда выводят право любви на аморальность. Она – сверхценность. Трагедия ее неизбежного умирания – это вписывание любимого (любимой) в привычную систему ценностей. Когда вписывается – возникает брак, где «жена» и «муж» уже социальные функции с определенными обязанностями и правами. А какие могут быть права и обязанности у любви?
Мощный ход автора – провести героев через многие испытания и дать им вырасти из самих себя. Каждый осознал свою систему ценностей. Любовь осталась свыше, с ними, но не между ними. Эта страница закончена.
Теперь о героях. Они не сверхлюди, не популярный синтез преступников с мучениками или одиноких искателей справедливости или приключений. Они – избранные, следующие своему пути. Отличительная черта героев, как я уже отмечала ранее, это наличие цвета и какой-то яркой черты характера. Так «Окси была огненно-желтой, как язычок пламени, и веяла весенней оттепелью. Дэм, иссиня-черный, таинственный, словно предрассветные сумерки, нес в естестве своем пылкую страсть к познанию сути вещей». «… ярко-лиловое существо по имени По. Заостренная, нервно дрожащая, она испускала вокруг себя острые электрические иглы, которые приводили пространство в состояние возмущения». «Спокойная рассудительная и отзывчивая огненно-рыжая Кора», «красно-коричневая, словно спелая вишня, Нафис, которая подавала большие надежды».
Изменение первоначальных характеристик мастерски используется автором для передачи эмоционального состояния героев вследствие произошедших событий. Так Судья Жог явился «подобный тихому ветру в камышах, завораживая своей молчаливой улыбкой, проникновенным взглядом и необычайно мощным, но спокойным излучением, которое изливалось вовне тонкими струйками». В момент кульминации Дэм «увидел перед собой Судью Жога, точнее то, что от него осталось… Тусклое, слабо пульсирующее свечение разорванных в клочья пятен с обожженными краями…»
Отличительной особенностью данного произведения я бы назвала отсутствие явной борьбы добра и зла. Все скрыто внутри героев и постепенно раскрывается, выходит наружу.
Главную тему сформулировал Судья: «боги существуют, пока избранные верят в их могущество… Свобода при отсутствии нужного качества осознания приносит лишь хаос и разрушения…»
Разочарование… Неверие… Нежизнь…
Автор остановил героя на разочаровании. Сперва разочаровала Старая Империя и ее боги, если быть точной, сперва было сомнение в богах. Затем та же участь постигла богов Арбы. Разочарование в чувстве, которое казалось вечным. Разочарование в себе? Стоп! Нет!
Эта история закончилась, но другая уже имеет право на существование.
«Приходит срок, когда хроники империи обрываются в пустоте. За ними следуют чистые, пока еще никем не написанные страницы».
И пока будут авторы обращаться к вечным темам, создавая яркие вымышленные миры, так богато отражающие реальные, будут заполняться страницы и будет сохраняться «опыт, который, подобно золотоносной жиле, скрывает в себе бесценные крупицы Вечного».

Лирическое отступление.
Мне подумалось, что при создании текста автор особое внимание уделял плетению сетей ловцов, для ловцов, божественных интриг, а также подбору цветовой индивидуальности каждого героя. Мукам творческого процесса посвящается этюд:

Хроники клиники, или текучка богов
— Здорово, Хранитель. Зачем вызывал?
— Здорово, Помощник. Дело у меня тут тяжелое, видать без тебя не обойтись…
— Уй‑а! Чуть было не грохнулся! А чего у тебя тут ниток столько спутанных валяется?
— То есть строительный материал… Как его там, иллюзорный…
— Ай! Откуда краской стреляют?
— Да ты осторожненько, Помощник. Ты вперед посмотри.
— Н у и чего? Ну, парень там круги наматывает. Опутанный весь какой-то, весь в краске… Ух ты, с молотком отбойным… А пистолет ему ты выдал, а, Хранитель?
— Не‑а. Уже таким доставили. Сам понимаешь – Избранные являются к нам такими, какие есть. Ничего не попишешь. Ни строчки, понимаешь, изменить нельзя… Только сам… На то мы и корректирующий отдел божественной клиники дальнейшего развития… Самую, понимаешь, истинную глубинную сущность храним…
— Слышь, а он это все сам напутал и раскрасил?
— А то кто ж? Знамо дело…
— Мудрено, поди… Может, его того, проспаться…
— Не тот случай. Трезв творил, аки стеклышко хрустальное. За это и помещен в содеянное, а не во «вневременные ясли»… Теперь, видишь, пытается разобраться…
— Ты гляди! Гляди, целое ведро на него плесканули… Это герои его так?
— А то кто ж! Он их стал цветами наделять, да спутался, позабывал половину, а кое-кого, вообще, так сказать, голым оставил… Вот они особенно и лютуют. Воруют, понимаешь, у других краску, материализуют шприцы и стреляют в него, в отместку…
— От негодники!
— Знамо дело. Но имеют право. Это еще что…
— Ай! Ай! Хранитель, больно же!
— Знамо дело, больно. То ж осколки отраженных миров. Вишь, как парнишка молотком колотит, едва успевает.
— Да, тяжко ему… Двигался бы четка, а то уцепится за нить, а та – раз, и рвется… Зачем ему так много?
— Сам развесил лишнего, от теперича на прочность и проверяет.
— И долго ему так?
— До полной ясности ярких красок и прочного плетения…
— А коли того, не сдюжит?
— Никак не можно! В бездонной глубине затаилась сама Любовь! То бишь дело-то вселенского масштабу выходит… Так что ты пока за ним присматривай, коль совсем ему глаза залепят, так протри. Токмо осторожненько, в сопроводительной справке о потенциале указано возможное открытие третьего глаза… Ну, и это – осколки подбирай, как заново начнет плести – обеспечь поставку нитяного материалу…
— А это, пистолет?..
— Так он водяной, пущай озорует. Это он богов своих мочит. Разочаровывают они его, понимаешь, от незадача…

***
— Слышь, Хранитель, запарился я в бездонную глубину за молотком мотаться! Чего он его во сне роняет-то все время? Сил моих больше нету! Ну, чего, опять успели отразиться?
— Знамо дело. 8 Империй. Туда и тиканули все… Наплели интриг и радуются, как дети малые, а еще боги… Ну, такими он их создал…
— Ага, а сам теперь спит!
— Знамо дело. Так и записали: ушел в глухую несознанку, во вневременную спячку погрузился…
— Слышь, Хранитель, нету мочи – давай разбудим!
— Никак не можно. На своем пути спит, избранный…
— А эта, как ее, Любовь-то куда смотрит?
— Знамо дело – в Никуда. Он спит, и она спит. Глянь, как улыбается во сне на ослепительной вершине…
— И долго ему спать?
— Да Бог его знает…

***
— Разрешишь войти, Хранитель?
— Знамо дело, рад тебе, Помощник. Гляди – красота!
— Крепкий парнишка оказался… Закрываешь эту распутанную историю?
— Да, пора бы… Ай, лови, лови!
— Кого? Ой, ты чем меня опутал?
— Да не я это. Это, понимаешь, синдром ловли, страшно заразная штука. Того и гляди, новые творцы появятся…А паучихи вообще неизлечимы, оказались. Плетут и плетут, ловят и ловят, понимаешь, только успевай отмахиваться… Одна тут особенно шустрая… Когда только плести научилась – тонко, прочно, быстро, того и гляди опутает окончательно – и за собой, в бездонную глубину…
— А может так и надо, может тогда все только и начнется?
— Знамо дело, только это будет уже совсем другая история…

Однажды летом Свей снова читал свои любимые сказки. Особенно он любил Свинопаса, который умел захлопывать дверь в свое королевство. Он очень хотел быть похожим на Свинопаса и решился написать прошение, чтобы ему позволили немного побыть тем самым загадочным принцем, который ценил соловья и розу, но при этом умел придумывать всякие штучки и получать желанные поцелуи. Весьма нравилась Свею эта уникальная жизнеспособность Свинопаса.
И вот, проснувшись утром после грозы, он нашел возле себя зонтик и узнал, что может раскрыть его всего три раза.
Этого показалось Свею вполне достаточно. Ведь он же знал, как все должно быть – поцелуи, принцесса и розы с соловьями. Просто нужно было немного волшебства, чтобы все это соединить.
И Свей раскрыл зонтик, именно с таким зонтиком, как ему думалось, летал Оле Лукойе. Зонтик в его руках почернел, но Свею было не до этого – он оказался в роскошной вилле, что принадлежала ему, как известному писателю и сценаристу. Зонтик сразу же притащил Свея в секретную комнату, где были разложены по многочисленным полкам результаты подглядывания и подслушивания, механизмы проникновения в сновидения, системы создания позитивного восприятия – словом, все то, что позволяло Свею получать вожделенные поцелуи, коими были для него деньги и слава. Свей быстро разобрался как можно всем этим пользоваться, и стал наслаждаться. Он много работал, ему нравилось, но вскоре он стал замечать, что все, что продается – на редкость одинаковое, все повторяется. И, сколько бы он не перерабатывал материала с полок, его не становилось меньше, а Свей начал уставать. Он разучился удивляться, радоваться, перестал ждать чего-то, потому что ждать на этой фабрике продажных поцелуев ему было нечего.
Однажды, в грозу, Свей устроил настоящий погром в секретной комнате, выбрасывая материал, лежащий на полках прямо в ливень. Но дождь не мог смыть ненастоящее. Свей уже совсем выбился из сил, когда увидел свою любимую сказку и тот же зонтик.
Он понял, что ему пора дальше, к принцессе. Но сел и призадумался. А вдруг принцесса окажется таким же тягостным испытанием, как и продажные поцелуи? Да и сил на принцессу как-то совсем не было…
Да и про розы с соловьями стало не совсем понятно. Ведь Свинопас, он же принц, их не придумывал. Роза выросла на могиле отца (выходит, что сама), а про соловья известно, что он был. Единственная заслуга Свинопаса в том, что он их ценил.
А легко ли даются розы? И Свей с интересом раскрыл зонтик.
Он оказался на огромном поле, заваленном тонкими черенками. Перед ним был маленький домик, колодец, лопата и ведро. Свей не боялся работы и принялся за дело. Долго ли, коротко ли длилось время посадки – Свей не заметил. Но как только он закончил, началась засуха. И снова Свей выбивался из сил, на этот раз поливая саженцы. Он все время смотрел на небо и звал дождь, но было сухо. Только густая утренняя роса и таинственный вечерний туман помогали Свею.
Но вот однажды розы начали цвести, каждая из них старалась по-своему удивить и обрадовать Свея. Когда он приближался к кустам роз, на его глазах раскрывались бутоны, источая удивительный аромат.
И вдруг небо почернело, засверкало, сильный порыв ветра выбросил из окна любимую сказку Свея. Начинался ливень. Свей вбежал в домик и, не задумываясь, раскрыл зонтик, чтобы укрыть свою сказку. И розовый зонтик понес его над розовым полем сквозь ливень, пока не зацепился за крону огромного дуба.
Свей отпустил зонтик и упал на землю. В руках у него, вместо сказки, оказалась роза. Гроза уходила, небо светлело, освеженный летний полдень готовился дышать полной грудью. С другой стороны дуба стояла промокшая до нитки девушка. А в густой зеленой кроне раздался голос соловья.

Симорон — школа (методика) игрового психотренинга. Как утверждается авторами, тренинг направлен на раскрытие врожденной гениальности каждого человека, высвобождение из бесконечного круга проблемных ситуаций и состояний.
ОКСЮМОРОН [греч. — “острая глупость”] — термин античной стилистики, обозначающий нарочитое сочетание противоречивых понятий. Пример: “Смотри, ей весело грустить/ Такой нарядно-обнаженной” (Ахматова).

ИТАК, СИМОРОНСКОЕ ФЭНТЕЗИ

***
Зеленый Шокобаб уселся за руль Золотого Лимузина. Лимузин презрительно фыркнул. Тогда Зеленый Шокобаб запел:
Я качу на лимузине
В фиолетовой резине
Я Зеленый Шокобаб
Мой рассудок сильно слаб
Я люблю пургу и жаб
И когда сверчок-прораб
Жарит мне в пыли кебаб
У меня есть только я
В этом сила вся моя

Лимузин хихикнул и завелся. Зеленый Шокобаб спросил, где лежит карта куда ехать. Лимузин пукнул и показал фигу. Шокобаб позеленел еще больше, зажмурил глаза и поехал.

***
Зеленый Шокобаб открыл глаза и понял, что стоит на месте. Лимузин похрапывает, а все окутано серым мокрым облаком, которое стонет и вздыхает.
— Че за фигня? — спросил Зеленый Шокобаб.
— Я не фигня, — трагически прошептало облако, — я Расплывчатое Нечто.
— И откуда ты взялось?
— Из тебя, дружище… Я всегда возникаю из тех, кто точно не знает, чего хочет… Я состою из вопросов: а как? а что? а если станет хуже? А вдруг у меня ничего не получится? У меня есть один миллион и полтора варианта страхов и сомнений, и все это для тебя… Есть слезы, отчаяние, стыд, боль, разочарование…
— А оно мне надо?
— А это ты сам выбирай…

***
Лумузин проснулся, зевнул.
— Хочу пить, — сказал. Нажал на какую-то кнопку.
Припхался сантехник-страус. Выдрал руль, вставил вместо него унитаз, набитый мандаринами. Из него бьет фонтан. Лимузин напился.
— Как? — очнулся Зеленый Шокобаб.- Разве ты так хотел пить?
— ТАК-ТАК-ТАК, — подмигнул фарами Золотой Лимузин. — Я хотел, я получил, а вот ты…
— Ах так! — Обиделся Зеленый Шокобаб. — Значит, ты считаешь, что тебе не везет с пассажиром?
— 27, 127, 227, 327, 427, 527…
— Что ты делаешь?
— Выполняю твою инструкцию, — ответил Лимузин, — СЧИТАЮ и ВЕЗУ. Поехали!
Лимузин дернулся с места. Шокобаб вцепился в унитаз, хотел что-то завопить, но мандарин подпрыгнул
и заткнул ему рот.

***
Зеленому Шокобабу удалось выплюнуть мандарин.
— Тьфу! У него вкус моченого сала! Куда я вляпался?
У тебя здесь все идиотское!
— Не, — миролюбиво наблюдал за ним Лимузин. — У меня все волшебное…
— Нафига оно мне, когда я не умею этим пользоваться!
— Хорошая проблема, — одобрительно кивнул Лимузин.
— К тому же я ничего не вижу, — продолжал возмущаться Шокобаб.
Вокруг его головы по-прежнему витало трагически-безысходное Расплывчатое Нечто.
— Это же твое, — улыбнулся Лимузин. — Сам произвел, сам и отмени…
— А как?
— Уверенно!
— Пошло вон болвано!!! — срывающимся голосом завопил Шокобаб.
И тут же увидел за окном яркое солнце и бригаду макаронов в панталонах,
которые клали медовый асфальт прямо им под колеса.

***
Макароны увидели Шокобаба, все почтительно изогнулись:
— О, дорогой Шокобаб! О самый зеленый в мире! Любимый наш начальник!
Как же долго мы тебя ждали! Как мечтали о твоем руководстве!
— Но я как-то еще не готов стать начальником, — ляпнул смущенный Шокобаб.
И тут же оказался в какой-то липкой луже. Рядом на сахарной кочке припарковался
Золотой Лимузин.
Лужа покалывала и пощипывала Шокобаба и ему приходилось ворочаться.
— Чего тебе надо? — попытался поднять голову Шокобаб.
— Что ты, что ты, ничего не надо, — ласково зашептала лужа, — это я проверяю твою
сладкую неготовность, работа такая…
— ТАК-ТАК-ТАК, — догадался Шокобаб.
Лужа замерла. Шокобаб попробовал оторваться от нее.
— У тебя есть поесть? — неуверенно начал он.
— Конечно, — лужа подхватила его и внесла на кухню, — пожалуйста,
здесь все неготово!

***
— Ну и бардак!
Но Зеленого Шокобаба никто не услышал.
Кухня жила своей жизнью. Сковородки качали пресс, кастрюли читали друг другу лекции по начальной военной подготовке, масло портило кашу, старательно размазываясь по крупе. Вилки и ножи изучали сопротивление материалов, тыкаясь куда попало. Яйца запрыгнули в морозилку и доказывали курам, что они были раньше.
— А ну по местам! — попробовал крикнуть Зеленый Шокобаб.
Тут же скалка принялась кататься по его спине а молоточек начал наносить усиливающиеся удары.
“Я же не сказал ничего волшебного”, — догадался Шокобаб.
Поймал табуретку, которая пела в караоке, забрался на нее и заорал:
— ВЗБЗЁ! — во время крика пальцы сами щелкнули и Шокобаб прыгнул.
Сразу же табуретка приняла удобную форму кресла качалки и нежно подхватила Шокобаба.
— Яичницу мне! — развалился Шокобаб и щелкнул пальцами. — Исполнять! Да, и лимонада моему другу лимузину.

***
Возле Шокобаба кто-то тихо вздохнул. Лимузин увидел, кто это, и поморщился.
— Ах, какой ты молодец…
Шокобаб обернулся.
— Меня здесь зовут Хроническая Сосиска, никто со мной не играет…
А Шокобаб уже почувствовал некоторую важность. Парень он отзывчивый.
— А что случилось?
— Разве что-то может случится? — Сосиска кокетливо посмотрела на свое отражение. — Я просто нерешительная. В морозилке я боюсь замерзнуть, на сковородке я боюсь зажариться… Больше всего я боюсь, что меня будут есть мучительно, натыкая на вилку или порезая на кусочки… Вот бы проглотил кто-то сразу, чтобы я стала другой… Наверное, здесь плохая кухня, волшебство совершенно не эксклюзивное… В другом месте все, наверное, лучше…
— И как ты еще не испортилась? — процедил Лимузин.
— Я слежу за собой, упражнения, подтяжка оболочки, хороший внешний вид… У тебя все получается, — обратилась Хроническая Сосиска к Шокобабу… — Помоги мне, возьми меня с собой… Здесь все вредные, а мне…
— Тебе бы до угла доехать, — продолжал Лимузин и строго посмотрел на нее, — отказываюсь!
— Конечно, — буркнула Сосиска, — ты опытный…
— И как ты сюда вообще попала?
— Как же, волшбеники нынче в моде, пришлось поработать над имиджем, образом, хныканьем…
— Поехали! — решительно предложил Шокобаб.
Лимузин уменьшился в размере ТАК, что места хватило только одному Шокобабу.
— Можешь уступить ей свое место, — предложил Лимузин.
— Так несправедливо! — возмутился Шокобаб. — И вообще, разве есть правило, что я должен ехать один? Здесь вообще нет правил!
— Правил нет, — подтвердил Лимузин, — места тоже нет.

***
Лимузин резко затормозил, выбросил Шокобаба из-за руля, перевернулся и стал вращаться.
— Ты чего?
— Я наказан. Я вмешался. Лучше тебе все делать самому, но наблюдать за консервацией Хронической Сосиски так скучно!
— Как это — консервация?
— Взял бы ты ее с собой. Принялся бы поддерживать, подбадривать, пытаться для нее волшебить… А ей на самом деле ничего не хочется. Твои усилия в это время консервируют ее хроническое состояние. Потом ты устанешь, опустошишься…
— А она?
Лимузин вздохнул.
— А она найдет себе нового консерванта.
— Ладно, спасибо! Давай я тебе помогу наказываться… Раз ты вмешался, давай я тоже буду мешаться, только в другую сторону.
Зеленый Шокобаб прыгнул на Лимузин и стал прыгать против часовой стрелке, а лимузин продолжал вращаться по часовой стрелке.
Шокобаб запел:
Мешаю мешок. Ловлю гребешок.
Мешок мешанный,
А я помешанный.
Свалилась с неба Крутая Мешалка, дала им волшебный пендель и поехали они дальше.
(А Хроническая Сосиска выбралась таки с кухни и из-за угла за ними подглядывает)

***
— Что это там шумит? — спросил Зеленый Шокобаб у Золотого Лимузина.
— А, это океан денег…
— Ух ты! А можно подъехать посмотреть?
— Чего смотреть-то? Утро раннее, самое время купаться, да и я давно колеса не мыл…
— Ты что, колеса моешь в океане денег?
— Ну да…
Лимузин свернул и припарковался на серебристых копеечных и пятикопеечных монетках. Дальше шел пляж
из новеньких золотистых десятирублевок.
У Шокобаба свело дыхание. Перед ним волновались, шуршали, набегали, строились в разные фигуры разнотысячные, разноевровые и долларовые купюры. Шокобаб зажмурился и бросился в денежный океан.
— Я гребу! Я огребаю!
Шокобаб нырял, лежал на спине, плыл и стонал от удовольствия. Доверительный шорох, нежные объятия денег -
что может быть приятнее. И все это в лучах восходящего солнца.
Наконец Шокобаб устроился на берегу.
— Давай кого-нибудь вызовем, привычного? — обратился он к Лимузину.
С пальмовой ветки ценных бумаг спрыгнул Джеймс Бонд.

***
Джеймс Бонд вернулся с пойманной Хронической Сосиской. Она шпионила за углом, так впечатлилась зрелищем Океана Денег, что совершенно потеряла бдительность.
— Вот, разбирайтесь, — небрежно бросил Джеймс Бонд.
— И чего нам с ней делать? — удивился Шокобаб и посмотрел на Лимузина.
— Мне нет разницы, — продолжал Бонд, — моя задача — поймать шпиона, а разбираться с ним следует властям. На сем позвольте искупаться в деньгах и откланяться.
— А кто здесь власть? — тихо спросил Шокобаб.
— Все. В Волшебном Колхозе (волхоз сокращенно) все власть. Так что решай.
— Смотри, — начал рассуждать Шокобаб, — она все-таки смогла выбраться с кухни. Следовала за нами…
— Но мы не знаем ее намерений, — перебил Лимузин.
— Отсутствие намерений еще не преступление, — важно изрек Шокобаб.
— Смотря где. Какие твои предложения?
— Отвязать и отпустить!
Что они и сделали. Хроническая Сосиска с разбега бросилась в Океан Денег. Там что-то зашипело, забурлило, всем вдруг стало жарко и из недр выскочила задорная барышня.
— ТАК-ТАК-ТАК! — только и смог сказать пораженный Шокобаб.
— Я Волшебная Сосси,
Денег только попроси!
Сотвори и прокричи,
Сколько нужно получи! — весело пропела она и бросила в Шокобаба горстку монет.
Пока они долетели, превратились в 9 веселых клякс, которые хихикая и напевая залезли в багажник Лимузина. Ведь в волхозе только другие деньги работают…
***
— Сэр, вы же англичанин! — осенило Шокобаба, как беседовать с Бондом — А в английском языке 90% ответа содержится в вопросе… Работаем!
СКОРАЯ ПОМОЩЬ.
Убираем лишнее.
Карета “РАЯ МОЩЬ”. “ВАм хорошо? Тогда мы едем к Вам!”
Шокобаб отправил Лимузин за опытным образцом, вместе с ним, возбужденно потирая ладошки, отправились 9 веселых клякс.
И давай волшебить!
Носилки стали зычными вопилками, рация настроилась на волну “ВОЛШ.FM”. Чемоданчики наполнились ПЕНДикаментами, ПЕНДюлями, ПЕНДблетками и ПЕНДприцами. Врачи стали ПЁРдачами. Ручки — ТАКучками. Рецепты — мантрами.

***
Газы, распространяясь по двору превращались в различные диаГАЗнозы и начинали
витать в воздухе. Зануда-черепаха пыталась их пересчитать и вызвала доктора Хауса,
чтобы он из миллиарда витающих диаГАЗнозов выбрал главного.
Доктор Хаус привычно завопил:
— Все ПРУТ!
И обитатели морских салатов радостно принялись ПЕРеть и поглощать всевозможные
психосраматические, херонические, злоследственные и прочие диаГАЗнозы.
Вскоре во дворе осталась только Карета РАЯ МОЩЬ, вывернутый Лимузин
и слегка растерянный Шокобаб. Он принюхивался и пытался наощуть поймать
хоть один из диаГАЗнозов, потому как без них ему было как-то непривычно легко.
И надо же чем-то загрузить вывернутый багажник Лимузина…
Но первым делом Шокобаб поблагодарил Рябину в кварте:
— ВОЛШИБО!!! — громко прокричал он и помахал рукой.
Именно так выражается высшая форма благоДАРности в Волхозе.
А Шокобаб решил поесть креветок.

***
Над двором взошла луна.
— Эх, — мечтательно сказал Шокобаб, — легкость-то какая?
— Какая? — уточнил лимузин, пытаясь захлопнуть багажник.
— ТАКая, — подмигнул Шокобаб.
— Ой, — раздалось из багажника, — выпустите меня!
И оттуда быстро выскочила маленькая веселая клякса.
— Я тут, с вами была, у вас было весело. А теперь чего подкисли?
Ой, какая луна!
— А давай отправим тебя на Луну? — предложил Шокобаб.
— Хочу, хочу на Луну, — запрыгала клякса.
Шокобаб порылся в бардачке и нашел стаканчик.
— Прыгай, клякса, поспеши,
И луну ты рассмеши.
Клякса прыгнула в стакан, запенилась, засверкала, заискрилась и испарилась.
И ответила луна:
Насмешил меня сполна.
Как начну опять расти,
Так начнет тебе везти.
— ПЕРвосходно! — обрадовался Шокобаб. — А теперь я хочу что-нибудь приобрести.
— Пора ехать на волхозный рынок, — согласился Лимузин.

***
— Слышь, лимузин, — заволновался Шокобаб. — А как я что-нибудь приобрету?
— Отдай что-то свое, — ответил Лимузин.
— Ну, у меня только трусы в гусеничку, — растерянно посмотрел на себя Шокобаб.
— Отлично, трусы меняются, это прописная истина.
— Поехали скорее, — обрадовался Шокобаб.
— Ты что, сырые трусы собираешься обменивать?
— А что мне их, пожарить что ли? Ой, вспомнил. Копченые трусы…
— ТАК-ТАК-ТАК, — подбодрил его Лимузин.
Шокобаб стянул трусы и оглядел Лимузин.
— ТАК, ты волшебный, значит, ты что-то придумаешь. Извини, мне нужно, — и он отодрал крыло от Лимузина.
Развел костер и уселся коптить трусы.
Лимузин вместо крыла поставил запасное колесо, украсил его батареей и был готов продложать дорогу.
Шокобаб нашел палку, приделал к ней копченые трусы и водрузил над Лимузином.
У въезда на волхозный рынок была пробка. Пропускались только по спецпропускам и с наличием волшебный волюты.
Завидев Шокобаба, все почтительно расступились. Выскочили охранники, забрали флагокопченые трусы и выдали
Шокобабу волюты 27 единиц. И Шокобаб стал слушать репродуктор!

***
Для начала Шокобаб с Лимузином выполнили ПЕРизводственную ГИМНастику.
Сперва под доносившийся из репродуктора национальный волшебный танец ПЕРТАКи
они ублажили красивыми движениями греческих богов.
Затем пропели свой гимн, который тут же и сочинили.
Вот мы хохочем, вот мы играем,
Вот мы находим, отдаем и заменям.
И славный наш талант, и наш душевный жар
Несут скорей огромный гонорар!
Затем Шокобаб по своей старой привычке экономить отправился
в магазин расПЕРдашь, где приобрел:
самонаводящийся ГНИТАМ,
самонанизывающийся биПЕР,
самокрутящееся ПЕРетено.
Как настоящий друг предложил купить что-нибудь для лимузина,
но тот попросил только лимонада на сдачу.

***
Зеленый Шокобаб покинул волхозный рынок, на сдачу ему при выезде подарили
набор СПЕЦиалистов в закрытой коробочке с инструкцией применять по необходимости.
Шокобаб устал, развалился и задремал.
Лимузин наблюдал, как он улыбается во сне.
Когда Шокобаб проснулся, то поделился своим видением.
— Я видел ее… Она моя… Нежная, хрупкая, трогательная
Розовая Шокобабочка. Она собирает в цветочную рюмочку
росу, пыльцу, горный воздух и все это волшебным образом
перемешивает и настаивает, чтобы отдать мне при встрече.
Шокобаб вздохнул.
— Мне так было легко и сладко во сне… Долго ждать еще этой встречи?
Лимузин ответил с пониманием.
— 27…
— Согласен, — Шокобаб вылез из машины и пошел рисовать на песке свое
видение.
— Ну, что, поехали? — спросил Лимузин, когда тот закончил.
— Была охота, — огрызнулся Шокобаб и тут же оказался на охоте.

***
Зеленый Шокобаб увидел несущихся львов и по привычке струсил. Но Золотой Лимузин ловко ПЕРПЕНДикулярно пнул его из кабины.
— ВПЕРед! — радостно завопил Шокобаб и оказался на гриве у льва. — ТАК-ТАК-ТАК! — сам себя подбодрил он.
Львы продолжали нестись. Перламутровые голубые яйца так и сыпались из них, подпрыгивая и смешно улюлюкая. Шокобаб накричался, насмотрелся по сторонам и вспомнил, что у него есть самонаводящийся ГниТам. Он приказал ему работать и сразу же львы собрались в кружок и закудахтали.
Шокобаб важно метал перед ним БиПер. БиПеринки нанизывались на волосы львов, и они становились красивыми и начинали довольно мручаться за то, что Зеленый Шокобаб — самый великий охотник. Шокобаб принимал восхваления и множество голубых перламутровых яичек.
— Меня устраивает эта добыча, но лучше другая…
Львы исчезли, и из облака пыли появилась кругленькая такая дверь.
— Интересно, что там? — спросил Шокобаб у Лимузина. Тот промолчал.
Шокобаб робко постучал.

***
Зеленый Шокобаб все стоял перед дверью. Потом начал набивать цену. Цена изворачивалась и постоянно падала. Тогда Шокобаб застеснялся. Появилась Стеснюха-Краснуха и давай мучить Шокобаба. Ему надоело и он попросил Стеснение исчезнуть из его жизни. Шокобаб подумал, что дверь откроется сама. Но не тут-то было. Тогда Шокобаб решил обратиться к СПЕЦиалистам. Они быстро сложились в форму ключа. Шокобаб вызвал Веселого Ключника. Ключник открыл бутылку ПЕНДпанского, сделал два глотка, вручил Шокобабу пробку под хихиканье Лимузина и исчез.
Шокобаб сел возле двери и задумался — какой странный ключ оказался у него в руках.
Потом осторожненько попробовал постучать пробкой в дверь — не открывается. Отпил из бутылки, угостил Лимузин и с разбегу стукнул бутылкой в дверь. Дверь оказалась открытой и Шокобаб решительно шагнул.

***
Зеленый Шокобаб оказался в дежурной ПЕНДчасти волхоза. Там ему сразу выдали пендель и отправили на разминку грузить сахарный песок по рюмкам и прятать мед по банкам и углам, ПЁРекладывать купюры с места на место. После чего во дворе развели костер и Шокобаб с Лимузином стали ПЁРшки обжигать, а ПЁРнатые подбрасывали в огонь ПЁРья.
При выписке из дежурной ПЕНДчасти Шокобаб получил индивидуальный ПЁРгноз.
Весь аПЁРль тебе пропрёт,
Май утроит твой доход
И подарок принесет:
ПЕРции волшебный пляж,
Майский точечный массаж,
И сияющий ПЁРфрут
Прямо в номер принесут.
Шокобаб радостно заТАКал и запрыгал. После чего занялся составлением ПЁРгноза для Лимузина, который отстегнул усталые колеса, прикрыл фары фанерами, уже летавшими над ПЁРижем и принялся мечтать.

***
Шокобаб признался Лимузину, что разволновался. Лимузин быстро погрузил Шокобаба и привез на берег и выбросил на волны.
— Волнуйся себе на здоровье.
И Шокобаб стал качаться на волнах. Вскоре ему надоело.
— Я хочу уже что-нибудь делать, а не просто волноваться с места на место. Я пошел ко дну! — И Шокобаб приподнялся над волнами и сквозь них нырнул.
Дна обрадовалась Шокобабу. А то она никому не видна, все одна да одна.
Она постелила Шокобабу мягкую постель, погрела в сауДне, накормила всякой всячиной, причем на столе оказалось все, что любит Шокобаб.
— Неужели так бывает? — удивлялся Шокобаб.
— Именно ТАК-ТАК-ТАК, — подтвердила Дна. — Ты пришел, я обрадовалась и с удовольствием забочусь о тебе. Меня и видно то не всякому. Мой покой и гостеприимство только для избранных. Немного отДНЕхнешь и вПЕРед!
Шокобаб и не знал сколько времени он провел со Дной, но очнулся на берегу, уже покряхтывал Лимузин, готовый ехать дальше, а в карманах у Шокобаба оказалось 108 единиц волюты. Богатые у Дна запасы, оказывается…

***
Зеленый Шокобаб оказался в сладкой жизни. Его окружали разные
сладости. Каждый шаг давался с трудом — он утопал в сахарном песке,
которого тут было много, прямо пустыня Сахара. Недалеко протекали медовые реки,
их обрамляли ореховые берега, повсюду были шоколадные пещеры. Шокобаб
пробовал все с удовольствием и удивлялся — оказывается, довольствия вокруг много,
и все ТАКое сладкое…
Наконец Шокобабу стало надоедать, ему захотелось солененького. Тут возникла селедка под шубой и попросила есть ее отдельно от шубы, уважать ее индивидуальность. Шокобаб попросил ее снять шубу, но селедка отказалась, поскольку шуба дорога ей как память об эмоциональном угнетении личности. Шокобаб махнул рукой и селедка исчезла вместе с шубой, а у Шокобаба приабвилось сил. Он поискал глазами Лимузин и ему показалось, что за рулем уже сидит кто-то розовый. Шокобаб разволновался — вдруг это его Шокобабочка нашлась, пока он тут купался в сладкой жизни. Шокобаб прибавил шагу и добрался до Лимузина. Но за рулем никого не было.
— Как дела? — спросил Лимузин.
— ТАК СЕБЕ, — буркнул в ответ Шокобаб.
— Правильный ответ, — подпрыгнул на месте Лимузин.

**
Шокобаб ехал и вяло смотрел по сторонам, а Лимузин все время что-то бормотал.
— Ты несешь чушь! — сердито одернул его Шокобаб, который в его словах ничего не мог понять.
И тут же оказался в луже, Лимузин отстегнул колеса, на него шлепнулась Чушь с 41 ножкой, увешанной гирями и прочими грузами. Лимузин, постанывая и покряхтывая понес Чушь.
— Спасибо еще, что не пургу, — проворчал он, — та постоянно еще извивается и закручивается. Чушь хоть стационарная, несешь себе и неси.
Шокобаб испугался, что Лимузин покинет его. А у страха глаза велики. Велики! Шокобаб быстро нащелкал себе велосипед и догнал Лимузин.
— А теперь, Чушь, я начну тебя пороть!
Чушь тут же исчезла, но Лимузин захотел отдохнуть.
Шокобаб услышал какой-то шум и оказался в питомнике. Там дрались розы. Они знали, что вырастут сами, но никак не могли выстроиться в очередь. Шокобаб привел все в ПЕРядок, но несколько саженцев выпали, поскольку в драке были изрядно обломаны. Шокобаб нашел волшебную копату и стал сажать уродцев. Копата обо что-то звякнула, Шокобаб достал ларец с кладом. К нему была пояснительная записка: Откроюсь сам через 27.
Шокобаб забрал ларец, полил саженцы лимонадом, посыпал специями и был ТАКов.
***
Зеленый Шокобаб хотел положить ларец в багажник Лимузина, но там не оказалось места. Огромный перепутанный и завязанный разными узлами моток веревки занимал почти все пространство.
— Что это? — удивился Шокобаб.
— Это твои связи, привязанности, путаница всякая… Сам видишь.
— М‑да… Если сразу выбросить, то что будет? Надо поразмышлять, — протянул Шокобаб.
И из клубка начали выскакивать и противно повизгивать РАЗные МЫШи.
— РАЗ МЫШь! — вопила одна.
— И еще РАЗ МЫШь, — отзывалась другая.
Шокобаб прекратил РАЗМЫШление и решительно вытащил клубок. Взял волшебную копату и стал копать яму.
Запихал туда клубок и стал приговаривать.
— Все связи сажаю, объявляю ПЁРчинно-ПЕНДственными!
Не успел Шокобаб полить место посадки сладкой слезой облегчения, как из под земли начало расти волшебное дерево,
обвешенное ПЁРтнерами и волшебными ПЁРсонажами. Они начали спрыгивать с веток, говорить Шокобабу комплименты, наперебой ПЁРдлагать сказочные варианты ПЁР ектов. Шокобаб пару самых ПЁРкольных положил в багажник, остальные вернулись на дерево и кричали вслед уезжающему на Лимузине Шокобабу.
— Теперь мы растем и ширимся только для тебя! Мы легкие, веселые, ПЁРспективные!
***
Шокобаб оказался на семинаре ПЕНДской силы.
Сдал в волшебный круг все, что у него было и поделился в кратком сообщении своими наблюдениями о ПЕРиодическом ПЕРманенте.
Затем честно сообщил, что больше всего хочет встретить свою Шокобабочку.
Подремал под музыку, рассказал, что видел во сне как самосвал играет в футбол с гусеницами. После чего был отпущен на 27. Захотел экстрима, и лимузин отвез его на волшебную площадку, где катаются на САМОкате, ПЕРтолете. Можно прыгнуть с ПЕНДошютом.
Лимузин в это время задумался.
То есть УМ в ЗАД отправил. Хорошо Шокобаб ТАК доверился автопилоту, что шмякнулся прямо на крышу лимузина. Тот очнулся, встрепенулся. Открыл дверь, похватил Шокобаба и они поехали дальше.
Остается уже недолго.

***
Зеленый Шокобаб ехал на Золотом Лимузине и пел:
Вот, новый ПЕРворот,
ТАК он нам несет
Деньги, радость, взлет,
Удачи огород
Ты все разберешь
И смело повернешь
За ПЕРворот…Лимузин почтительно притормозил ПЕРед указателем.
Направо — работа над славой
Налево — стать королевой
Прямо — экзамен, зачет и почет.
Шокобаб решительно поехал прямо. Но Лимузин остановился.
— Дальше ты сам.
— Ой! А ты меня подождешь?
— Ну, — ответил Лимузин, — какое-то время я еще буду здесь…
— 27? — с надеждой спросил Шокобаб.
— Верно. ПЕРПЕНДикулярности тебе во всем, дружище!

***
И Зеленый Шокобаб оказался на комиссии.
На всякий случай он встал задом наПЕРед и стал подпрыгивать.
— ТАК-ТАК-ТАК! — одобрила комиссия.
Появился волшебный ПЕРдач с ПЕНДоскопом, осмотрел и выслушал Шокобаба, после чего признал его готовым к экзамену.
— Какие ощущения от достижений? — спросили у Шокобаба.
— Разные, — честно сказал он. — Но чаще мне интересно и весело,
а достижения волшебные еще впереди. Я же только учусь.
Комиссия радостно захлопала ушами.
— Молодец, а то начинающие волшебники часто возомнят себя и мучаются потом от этого состояния. Всем вокруг диагазнозы ставят: это уже было, это не волшебно, результат маленький, не достойный внимания…
— Мне думается, — важно сказал Шокобаб, — что каждое волшебство уникально по-своему. Важно намерение и внимание к сигналам. Каждый раз ты — чистый лист для чуда.
Комиссия снова захлопала ушами, ПЕРдач выдал Зеленому Шокобабу свидетельство, что он переводится дальше, теперь он ПЕРвоклассный волшебник. Также он получил саморазмножающуюся пачку чистых листов и волшебный ПЕНДель на дорогу.

***
Зеленый Шокобаб ТАК радостно и легко выскакивал за дверь, что чуть было не сбил с ног…
Розовую Шокобабочку. Она волновалась и крепко прижимала к груди рюмочку, в которую собирала горный воздух, цветочные нектары, запахи дождя и радуги.
— Ой, это ты?!! — восхищенно выдохнул Шокобаб.
— Мы разве знакомы? — удивилась Шокобабочка и нежно взглянула на Шокобаба.
Шокобаб растерялся.
— Ладно, мне пора, я долго готовилась. Подожди меня, ладно? — и скрылась за дверью комиссии.
Шокобаб чуть было не сказал, что давно уже ее ждет и мечтает о ней, но не успел.
Через некоторое время Шокобабочка вышла, довольная и веселая.
— Вот, — она протянула рюмочку Шокобабу. — Попробуй, как тебе понравится.
— Мне все ТАК нравится, — восхищенно выдохнул Шокобаб. — Пойдем, я познакомлю тебя с моим другом Лимузином.
Он подвел Шокобабочку к Лимузину. Тот немного грустил — ведь пора расставаться.
Золотой ЛиМУЗин
На весь волхоз такой один
пропел Шокобаб.
Лимузин смутился и покраснел, красноватый отлив очень идет золоту.
— Ой, — воскликнула Шокобабочка, — какой вы стали глаМУРРРный…
Лимузин что-то замурчал, затакал, и медленно поехал к своей парковке на берегу денежного океана.
Шокобаб и Шокобабочка долго махали ему вслед рукой.

Вот и подошла к концу эта история.
ТАКова жизнь — хороший девиз…